– Да... А сколько по нашему времени шла атака?
Пятый задумывается.
– Долго, почти восемь секунд.
Ничего себе! Зонирование обитаемой населенной системы занимает миллионную долю секунды, впрочем, для Сэфес время – величина непостоянная.
.......................................
Бука позже назвал эту структуру «Блэки». Что ж, кому как, а мне понравилось. Если тут вообще уместно это слово.
23.
Парк на Волжской.
Решили прошвырнуться с Анжи, слишком долго и слишком много этого всего. Я плохой рассказчик, я плохо говорю словами, не умею, пальцами получается значительно лучше, но это потом, всё потом.
Красивый парк. И, что приятно, совершенно мне незнакомый.
Анжи пытается понять то, что я ей сбивчиво рассказываю. Сэфес спят, Пятый пытался работать днем, Лин чуть не надавал ему по шее, и они снова спят. И очень хорошо – мы хотя бы можем относительно спокойно поговорить. Впрочем, сейчас они ведут себя деликатнее – немного пришли в себя, и больше почти нет бестолковых просьб или истерик. Почти что нет.
– Да, Анжи, доказательств действительно нет, – соглашаюсь я.
Анжи сомневается. Похоже, ей нравится сомневаться. Сам процесс, что ли, затягивает.
– А они могут сделать так, чтобы я тоже попала на этот канал?
– Понятия не имею.
Вздор это всё. Ничего они сейчас не могут. Они, простите за подробность, до туалета поодиночке с трудом могут дойти.
Я понимаю Анжи – ей хочется поговорить напрямую, но как объяснить, что это невозможно?
Ветер, тугой холодный ветер на лесом. Начинается дождь, мы вспоминаем, что видели на входе в парк кафе и возвращаемся туда, озябшие, но не успевшие, слава Богу, промокнуть.
Народу пока что мало, мы занимаем угловой столик, и только-только начинаем радоваться, что нашли тихое место, как приходят кабацкие музыканты.
Кабацкие музыканты – это наше с Анжи личное проклятие, слишком долго в наших прошлых жизнях работали мы в кабаках, вот притягиваем к себе теперь этих собирателей парнаса.
– Ну, всё, теперь точно разбудят, – обреченно говорю я, глядя на музыканта с хвостиком. – Не посидишь спокойно.
Однако мы сидим.
Под мажорные вопли музыканта просыпается Лин. Спросонья спрашивает, откуда у меня в Москве газонокосилка, потом понимает, что это такая музыка – и будит Пятого. Приобщиться.
Из-за соседнего столика выползают тетки в годах и принимаются весело скакать под какую-то песню. Лин, поглядев на это всё дело, начинает их пародировать – и я понимаю, что сейчас сползу под стул от смеха. Вот уже действительно жаль, что Анжи этого не видит!.. Впрочем, надолго Лина не хватает – он садится на свою кровать и интересуется, а что это такое мы тут едим? Курицу?!
– Сколько можно жрать мясо? – возмущается Лин.
– Не приставай к людям, – просит Пятый. – Какая тебе разница?
– Мне никакой, – лихо врет Лин. – А это что такое?
«Такое» – это чесночный соус. По просьбе Лина съедаю ложку – он не разобрал вкус, но ему понравилось, и теперь он просит съесть. Чтобы потом смог повторить, формируя запрос.
Аут.
Нет, вы просто съешьте ложку острого чесночного соуса. Без ничего. Попробуйте. Вдруг понравится.
В метро...
– Если хочешь что-то сказать, говори через меня.
На канале сейчас Пятый. Лин устал, изображая теток, он уже уснул.
И Анжи говорит. Я не разбираю, но Пятый, как позже выяснилось, слышал всё. Что она ему сказала? Что-то обо мне, и, кажется, что-то не совсем приятное.
Я не запомнила – за эти дни практика работы с каналом у меня стала о-го-го какая.
Пятый запомнил.
Зря я это позволила.
И не Анжи виновата в том, чтобы было той ночью, а я.
Только я.
Не сумевшая объяснить, что там на самом деле происходит.
С таким трудом накопленные крохи потенциала летят к чертям собачьим в никуда. У Пятого истерика, практически сброс (что это – тоже потом, если совсем кратко – выход из эмоционального кризиса, тоже одно из состояний, характерных только для Сэфес, тяжелое, признаться зрелище), самое паршивое – они резко садится в этой своей нише, она не успевает отключиться, рвутся вросшие в спину тончайшие белые нити системы, разрывают кожу... Господи, не показывайте мне больше такое, пожалуйста!
– Что я сделал, Боже, что я сделал, я же этими считками всю жизнь тебе сломал, Боже, как я мог...
Руками вцепившись себе в волосы, судорожно дыша...
– Ты ни в чем не виноват, она просто сказала, не подумав, ну не надо, не надо... ты ничего никому не сломал, успокойся, ради всего святого, успокойся...