– Или конклав Индиго, – добавляет Пятый. – У нас такого... таких образований... неподконтрольных... не бывает.
Я не разбираюсь в теории, простите.
Уж как могу.
28.
На следующий день Лин устанавливает связь с конклавом, на чьей территории они находятся. После этого его начинает колбасить так же, как Пятого, но всё же немного меньше. Ближе к вечеру его отпускает, и он рассказывает, что получилось.
– У них резерв остался, и они ждут, когда выведут в адекват ту часть группы, которая попала под удар.
– У них тоже кто-то погиб? – господи, как это всё безнадежно. И как же я устала...
– Да, больше половины.
Как же мне сейчас плохо. Чертова эгоистка, как же ИМ сейчас плохо!..
Просто на секунду представить себе, хотя бы на секунду – бесконечную пустоту, сорокаметровую скорлупку этого катера, одиночество и неизвестность.
Я смотрю из окна на милейшие наши Садовники, на тополя и небо, на дорогу, машины, лето... «Смотри, пока видят глаза, слышишь? Вот тут – живое и теплое, тут город, в котором ночью был дождь, люди, которые не знают и не узнают ничего, тут мирно и тихо»...
Мы смотрим.
В шесть глаз...
29.
Только бы всё кончилось.
Уже не принципиально, чем.
Только бы всё кончилось...
30.
Всё теперь происходит слишком быстро, чтобы я успевала что-то понять.
Конклав и сам не в лучшем виде, впрочем, об этом вполне можно было догадаться. Просчитываются варианты, каким образом можно дотащить катер до точки, в которой его подберут.
Конклав боится – боится всего.
Он боится недееспособных Сэфес, которые находятся в их зоне.
Он боится Блэки. Он боится помочь Сэфес и боится не помочь Сэфес.
Он...
Что такое «он»? По словам Лина – больше трехсот человек. Всё-таки человек.
Впрочем, в слово «человек» Лин вкладывает гораздо больше, чем мы.
В конце концов, соглашение достигнуто, и едва оправившиеся Сэфес садятся за новые расчеты.
– Канал пока что остается? – спрашиваю я.
– Да, конечно, – рассеяно отвечает Лин. Я попросила визуализировать процесс, поэтому в воздухе вокруг Лина творится что-то невообразимое. Пятый пока что отдыхает, и я смотрю на рыжего его глазами.
– Красиво.
– Это Сеть... тоже Сеть, просто с другой стороны, – отвечает Пятый.
– А что вы делаете?
Мне пытаются объяснить, каким образом будет перемещаться катер. Единственная аналогия, которая приходит в мою глупую голову – швейная машинка.
Сброс энергии – ответ Сэфес – проход – и так далее.
– А нельзя сразу? – что-то меня настораживает в этом всём, и сильно.
– Они боятся сразу, – вздыхает Пятый. – Боятся, что...
Новой структуры этой они боятся. Которая зафиксирует работу с сетью – и врежет. Врежет по их и так сильно ослабленной зоне.
Логично.
– А так не труднее?
– Труднее. Гораздо. Что поделаешь.
На безрыбье, сами понимаете...
Что делать.
31.
У нас очень жарко.
У нас двадцать семь градусов тепла и в воздухе висит предчувствие бури.
Мы курим с Аней Дудкиной на балконе и говорим про сэртос – творящих. Она сама – из сэртос, она художник, и, как всегда, в присутствии настоящего гения я ощущаю себя полной бездарью и мне становится горько-сладко просто от того, что с таким человеком можно стоять, курить и говорить.
Про то, что сейчас происходит в катере, я стараюсь не думать.
Иногда не думать – это хорошее средство, чтобы остаться в живых.
32.
Anyway the wind blows...
33.
Можно я не буду писать, как это всё происходило дальше? Нет, не подумайте, я вполне могу это сделать – но не хочу. Только если коротко, совсем уж коротко – и без подробностей, которых и так выше крыши.
Индиго помочь толком ничем не смогли – не тот уровень. Однако Встречающих мы выдернули, и через полчаса то, что к тому моменту осталось от 785, оказалось всё-таки дома.
Их вытащили.
И я не хочу рассказывать, как.
Я не хочу подробно описывать, что случилось с Лином, когда он, в какой-то момент, придя в себя, пошел в разнос – в жизни не видела, чтобы с человеком такое было.
Я не хочу рассказывать, какое горе вижу все эти дни – невыносимо, тяжело. Вся база, тот мирок, в котором стоит их страшно запущенный заброшенный дом, весь этот мир сейчас в трауре – из действующих экипажей вернулись только они.
Белый и золото, у нас это цвета радости. С точностью до наоборот – все в белой одежде. Это траур.
Я не знала, что это может выглядеть так....................