Просто безумие – потому что и воду, и зону можно вывести в любом месте катера. Хоть на пол, хоть на потолок, хоть куда. До меня это доходит быстрее, чем до Лина, но и после того, как я это говорю, он не реагирует.
– Поставь контроллер себе. Хотя бы один.
– Ладно...
Красный, кажется. Не глядя, лепит себе на руку. Осторожно держит в пальцах остальные, чтобы случайно не поставить, нога за ногу тащится к койке.
– Я же говорил...
Да, действительно. Сколько мы «ходили»? Минут десять. Два красных на кисти рук, зеленый – куда-то на шею, еще один красный – на грудь, под рубашку.
– Вот и хорошо. Лин, всё хорошо, отдохни.
– Я забыл воду.
Блин, а сама-то я где? Нет, смотри-ка, ноги помнят дорогу, и я уже почти добралась до участка. Будем делать видимость того, что я работала – что-нибудь посадим, что-нибудь прикопаем.
Полчаса проходит в тишине, затем через мои запущенные клубничные грядки снова проступает картинка – всё тот же катер.
– Помоги...
Господи, чем?!
– Что такое?
– Он опять...
Опять – это значит, что по непонятной причине сбивается дыхание, падает температура. Еще два красных контроллера. Пятому, кажется, стало полегче.
– Прости, что мы так... – он явно очень смущен и раздосадован.
– Ты можешь внятно объяснить, что произошло?
В объяснении принимает участие один Пятый, Лин уже спит. На той же койке, матерь Божья.
– Мы были в рейсе, три года.
Обычно рейс длится около пяти лет, норма для Сэфес, причем их локальное время очень похоже на наше, с некоторыми купюрами, правда. Но – асинхронизация, об этом тоже позже.
– ...а потом случилось что-то, и вот... – беспомощно разводит руками. – Что-то случилось. С Сетью что-то случилось. Мы потеряли почти сорок тысяч миров. Это я успел понять.
......................................
Минута молчания.
– Это как? – наконец выдавливаю из себя я, не сумев спросить ничего умнее.
– Не знаю. Мы успели... от... как правильно сказать?
Забыл русский язык, не так, чтобы сильно, но аналогию мы ищем долго – «оторвать», «отрезать», «отбросить». Сходимся на «отстегнуть» – это корректнее.
– ...успели отстегнуть эту часть сети, чтобы процесс не пошел дальше.
Ни фига себе – процесс...
– Я посплю... мне что-то... не по себе...
Я его уже видела – Линовскими глазами. Недолго.
Мне хватило.
Про «не по себе» он не врет.
13.
Так и проходит этот день – они спят по очереди, Лин ходит за водой (тяжел путь до противоположной стены, ох и тяжел), время от времени Пятому становится хуже – и я начинаю понимать, почему. Во-первых, из Сети обычно всё-таки выводят. Хотя бы потому, что существует псевдосмерть, в которой Сэфес и живут пять лет рейса. Из нее трудно выйти самостоятельно. Во-вторых, корректный, скажем так, выход предполагает филигранную работу с самой Сетью – ее переводят в пассив. Работают тогда с Сетью четверо – двое Сэфес, двое Встречающих – в противофазе. А порой и четверо. В-третьих, по выходу из Сети экипаж неадекватен и очень сильно ослаблен физически, увы, издержки производства. В-четвертых, тут присутствует экстренная ситуация, с экипажем и с Сетью что-то случилось, и, думается мне, это отнюдь не повлияет в лучшую сторону на процесс выхода.
Выводы:
1. Я сижу на прямом канале связи с загибающимся полусумасшедшим экипажем.
2. Помочь я ничем при всём желании не смогу.
3. Еще несколько дней, и я сойду с ума. С канала они не уйдут. Это точно.
4. Можно не продолжать................
Где-то раз в два часа мы с Лином начинаем теребить Пятого, как можем – Лин снял с него рубашку, пытается массировать, я ору по каналу, как ненормальная «просыпайся, просыпайся». Это действует. С каждым разом всё меньше и хуже. Он просыпается – но совсем ненадолго.
Диалоги одинаковы.
– Не спи, борись, что ж ты делаешь! – это уже я.
– Мне трудно дышать.
– Давай поставим еще один синий, пожалуйста.
Наноконтроллеров уже штук двадцать. Они не помогают. Пятый это видит сам, Лин тоже, но всё равно предлагает.
Дорога с дачи, черт бы побрал это всё.
Поздний вечер, кое-как добираюсь до компа. С кем можно поговорить, кому ЭТО ВСЁ можно рассказать? Картинка двоится, вместо клавиатуры я опять вижу катер, всё тот же катер. Лин сидит рядом с Пятым на той же койке, в глазах Пятого застыла невыносимая инфернальная тоска.
Нет, это невозможно...
14.
Ночь проходит примерно так же, как и день, и я с ужасом думаю, что будет, если у кого-нибудь из нас не выдержат нервы. Лин держится из последних сил, он почти не спал в эту ночь, а когда, наконец, ненадолго уснул – Пятый проснулся и попробовал встать. Проснулся сам, захотелось пить. Я не зря упомянула про твердый пол – через два шага он рухнул в обморок и хорошо рассадил себе голову.