Никогда не пробовали приводить в себя человека по телефону? Попробуйте, очень увлекательный процесс.
Через полчаса всё устаканивается – и встал сам, и до воды дошел сам, и напился, и вернулся. На голове шишка, неплохая такая. На лбу, слева, если точно.
– Лину не говори.
– Про что?
– Про то, что я упал.
– По-моему, всё не так уж плохо.
– Ты не понимаешь, это по остаточному принципу. Тело не выдержит.
– И думать забудь!
– Прости, что так получилось.
– За что?
Я не думала, что так тосковала по ним. А, оказывается, вот оно как. Оказывается, все эти годы, двенадцать лет, каждый день бесконечных двенадцати лет был пронизан, как невидимой нитью, этой тоской.
Я не знала, не знала...
– Прости меня.
– За что?
Он не слышит ответа – потому что уже спит.
15.
Утром мы с Лином вспоминаем, что забыли что-то важное, и это что-то человеку для жизни необходимо.
Это еда.
О! У нас появилось дело, и сейчас мы будем его делать.
Лина надо отвлечь, хоть немного отвлечь, хоть чем-то.
Пятого мы будим, и делать это приходится каждые полчаса – иначе он начинает «уходить», у него снова падает температура, замедляется дыхание. Происходит еще что-то, чего я не понимаю, всё-таки он не человек, он Сэфес, но... смерть одинакова для всех. От меня уже «уходили», и люди, и животные, я видела этот процесс, и сейчас то, что я вижу... то, что вижу, но надо бороться, а не впадать в панику.
Заставляю Лина поесть, на это уходит где-то час. Заставляю, руководствуясь собственным эгоизмом – если еще и он так же свалится, мне останется только сунуть голову в петлю. Вынести еще две чужие смерти, да еще и на канале, когда каждый чужой вздох ощущаешь, как свой, я не сумею.
Лин делает две порции какой-то жуткой бурды, типа супа-пюре. Свою порцию он перегрел, порцию Пятого – пересолил. Это обнаруживается, когда Пятый мужественно пытается это съесть. После пары ложек он снова засыпает, а мы с Лином начинаем держать военный совет – что делать?
Через полчаса мы делаем удивительное открытие – мы оба идиоты. Нет, даже не так. ИДИОТЫ. Ладно, Лин, он слишком устал, и поэтому соображает действительно туго – но я-то могла догадаться! Тело не выдерживает? Так в чем вопрос? Это же не пустыня Гоби, это катер!
Лин начинает формировать нужную зону, зачем-то советуясь со мной. Я в это время пытаюсь себя занять – то что-то делаю на кухне, то с кем-то разговариваю по аське, то – то, то – сё.
Я не хочу думать, что мой друг умрет.
Я не буду про это думать.
Я не имею права про это думать.
Я не стану про это...
Через полтора часа Лин с гордостью показывает мне аккуратную нишу в стене... Угадайте, где? Точно! По той стороне, где вода. И контроллеры.
– Лин, а ближе ты не мог?
– Ой.
16.
Очень умная ниша. Молодец, Лин. Был бы совсем молодец, если бы сделал эту нишу поближе. Но – тело перетаскивать не мне, так что...
Пятому становится лучше – практически сразу. Еще бы – сейчас катер взял на себя всё, что было не так. Это и есть разгрузка – машина помогает дышать, снимает нагрузку с сердца (Лин уже прикалывается, что сердца два, поэтому придется уточнить), потихонечку регулирует химию крови (заодно вытаскивая всё, что мы с Лином лишнего насовали с контроллерами), немножко лечит то, что сочтет нужным. Лечить, кстати, особо и нечего – оба они здоровы, если это так можно, конечно, назвать, но ресурс выбран полностью. Потенциала нет.
Лин находит какой-то участок воспаления, и начинает нервничать – потому что не поймет, что это такое. Приходится нам с Пятым колоться и рассказывать про ночное происшествие. Демонстрация синяка действует на Лина удручающе.
Он обижается.
Впрочем, обида быстро проходит.
Надо знать Лина, чтобы понять, какие чувства его сейчас обуревают. Во слово, а! Аж самой смешно. Это сейчас смешно, кстати. Тогда...
Лин готов обнять и поцеловать весь мир, и мне это категорически не нравится.
Пятый, которому лучше, просит что-нибудь поесть. Очень желательно, чтобы это был не суп и не та помесь супа с кашей, которая была вчера.
– Это было не вчера, это было сегодня, – уточняет Лин.
Пятому, похоже, всё равно – вчера, сегодня. Не смотря на то, что ему лучше, выглядит он, как картинка «не влезай, убьет». С поправкой на длинные волосы и глаза. У черепушки с трансформаторной будки глаз нет.
– Может, ты чего-нибудь сладкого хочешь? – спрашиваю я, уже с ужасом думая о последствиях. Дура... там же Лин, это ж надо учитывать.