Ж-з-з-з-зж-з-з-з-з-з!!!!!!!!!!!!
– Подъем! А ну просыпайтесь! Сколько можно, так и до смерти заспаться недолго!
Нет, ребята, ничего-то вы не понимаете в колбасных обрезках. Триммер – это самый лучший будильник. Несчастных моих Сэфес сносит по полной программе.
– Прекрати это немедленно! – орет Лин.
– Фашистка, – мрачно заявляет Пятый.
– Вы есть собираетесь? – не прекращая косить, интересуюсь я.
– Пока ты не выключишь, я ничего есть не стану, – категорично отвечает Пятый.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Перерыв – десять минут.
Оба очень недовольны, что их разбудили, но я почему-то уверена в том, что права. Лин последовательно демонстрирует мне:
а). тарелка чем-то там наполненная, две штуки.
б). тарелка пустая, чуть не вылизанная, тоже две штуки.
– Ты меня разбудила, и теперь я спать не хочу, – высказывает гениальную мысль Пятый.
...Мы едим шашлык. Добрый Лин моими глазами внимательно разглядывает Буку. Потом вежливо просит меня:
– Ты можешь спросить, какого он роста?
Интересуюсь.
– 176, – отвечает Бука.
– А встать можешь?
Бука встает.
– Понял, рыжий? – говорю я. – Ты проиграл. По всем статьям. И потом, у Буки есть борода, а у тебя ее никогда не было.
Лин молча вздыхает. Пятому на разговор явно плевать, он уже чем-то занят.
Бука замечает на перилах веранды тоненькую веточку с приставшим на конце кусочком пакли и начинает этой веточкой лениво размахивать в воздухе. На том конце провода начинают ржать, Бука улыбается в бороду.
Я сижу дура дурой, ничего не понимая.
– Чего вы ржете-то? – через минуту обиженно спрашиваю я.
С трех сторон мне объясняют, что веточка – это фаллический символ, потому что она длинная.
– ...угу. И тонкая, – я тоже могу разозлиться, кстати.
Десять минут прошли. Беру триммер...
– Что ты делаешь?! – Лин в ужасе, хотя только что вроде бы всё было нормально.
– А ты не видишь? Кошу траву.
– Ты что! Это же одуванчики, их нельзя косить!!!
– Это еще почему?
– Они же желтые!!!
Хороший аргумент, но если я не буду косить – мы утонем в траве на этом участке. В том числе и в одуванчиках, которые желтые не так уж и долго. Потом они белые, летучие и размножаются.
Однако Лину этого не объяснишь.
– Чтоб ты себе провод этого триммера перерубила им же самим! – в сердцах говорит он.
Опять – надо знать Лина. Всё, что этот гад говорит, сбывается. Но – с некоторыми купюрами. Леска тут же запутывается. Чертыхаясь сквозь зубы, разбираю катушку. Ну, спасибо, рыжий! Век не забуду!
– Ну и как? – ехидно интересуется Лин.
– Вашими заботами, – едко отвечаю я.
Общими усилиями собираем катушку, я включаю машину – и леска тут же заматывается.
– Ну, Лин...
Так, спокойно. Меня переполняет тихая ледяная злоба. Я разматываю леску и мрачно иду с триммером по участку, снося головы ВСЕМ попадающимся мне на пути одуванчикам. Лин горестно комментирует мои действия, но мне всё равно.
Меня можно разозлить.
Еще как можно.
20.
По дороге домой они со мной не разговаривают. Они говорят друг с другом, и я понимаю, что не имею представления о том, как же на самом деле они общаются. Разговор идет на повышенных тонах и на такой скорости, что я не различаю ни слова. Сижу, пытаюсь понять.
Минут через двадцать Бука спрашивает:
– Говоришь?
– Что? А, нет. Слушаю.
Вечер, поезд, небо и провода. Это реально. Это правильно. А вот то, что «на другом конце провода»…
Они не могут определить, где находится катер, объясняет позже Лин. Пятый всё еще злится за триммер, поэтому я разговариваю с Рыжим – он отходчивый.
– Совсем не можете?
– Не можем. Сил нет.
Сил действительно нет. Они постоянно засыпают, то один, то другой. Лин сумел перетащить койку у нише, которую сделал для Пятого, и теперь я смотрю на нелепую эту картинку то одними, то другими глазами. Серо-зеленые стены, матовая полоска света, которая не гаснет ни днем, ни ночью. Нет дня или ночи, есть какая-то частичная синхронизация со временем канала, а что такое время канала?
Что вообще такое – канал?
...Лин предлагает сдвинуть катер с места, Пятый возражает. Аргумент простой – это опасно.
Почему?
Не знаю.
Nothing really matters,
Anyone can see,
Nothing really matter, nothing really matters to me...
21.
Следующий день проходит в бытовых хлопотах – я пытаюсь постирать свои джинсы (у нас вот-вот выключат горячую воду), Лин, видя мои постирушки, решает, что они, оба два, тоже нуждаются в стирке. То есть в мойке.