- А как ты яму будешь копать, хоть и есть место на карте, но ты представляешь, сколько надо будет сделать.
- Да ладно тебе.
Капитан потянулся за сигаретой, они лежали рядом на тумбочке. Курить не хотелось, просто хотелось взять в руки тонкий белый стержень и помять его.
- Все равно хотели ехать, на Джуричь, все ни как собраться не могли, а сейчас хоть повод какой-то есть. Как раз весна наступает, а в доме нашем ни разу не были еще, с прошлого года, подновить надо кое-что. Без хозяина ему ни как.
Несколько лет назад, плюнув на все, они с Кузнецовым перенесли свое зимовье на несколько километров выше и дальше от туристическо - рыболовных троп. Дом получился отличный, а прямо на берегу реки появилась баня. О ней знали только самые близкие и догадывались многие, а еще меньше было тех, кто там, хоть раз побывал.
- И я поеду.
Истомин по-прежнему лежал на диване, и голос исходил, откуда-то из подушки.
- Придется Егорыча с собой брать. Я его здесь не оставлю, если в Бондюг без трупа приеду, меня точно в тюрьме сгноят. Причем посадят сюда же в Ольховку. Ради меня ее снова откроют. А без вас обратно не вернусь.
Ну а Сверчок, даже не проснувшись, был зачислен в команду.
Человек в лесу
Тяжелей всего приходилось первому бурану. Его гусеницы постоянно зарывались в снег, не смотря на то, что наступала весна, и старый наст постепенно истаивал. Под верхней бурой коркой, лежал нетронутый пухляк, и стоило железной лыже погрузиться немного глубже обычного, и весь снегоход вставал и начал месить снежную кашу. Случалось это на месте завалов. Корни у леса, находились в болоте и поваленные елки или березы, здесь встречались постоянно.
Они уже должны были приехать на место, но у капитана был другой план. Во время очередной остановки, Кузнецов пробивавший дорогу, вернулся от головной машины, по пояс в снегу, по своим следам немного назад. Замотанный, так, что видно оставалось только глаза Истомин, замыкал небольшую колону, в средине ехал капитан с основным грузом.
- Вроде должны уже приехать. Правда дыма я не чувствую, там за погостом, нужно было повернуть налево. Как раз у большого разлива Южной Кельтмы.
Для удобства дорога часто пересекало русло реки. Можно было ехать по нему. Лед был твердый, но Южная Кельма постоянно петляла и уводила всех путешественников в сторону от намеченной цели. Летом здесь через каждый сто метров, нужно было продираться сквозь завалы.
- Нее, еще немного. Истомин ты как?
Хуже всех изматывающую скачку переносил следователь. Он несколько раз просил остановиться, но из-за шума двигателей, его было не слышно. И капитан постоянно оборачивался назад, ему казалось, что он отстал, где-то в лесу. Несколько раз, Яков Саныч хотел пустить его в средину колонны, сразу за дядей Мишей, но понимал, что это задержит их еще на несколько часов, а световой день, постепенно клонился к закату.
- Нормально, только блевать постоянно хочется.
Сразу за погостом, ни кто толком и не знал, почему так называется это место. Как то в Ольховку, с самых верховьев спустилась лодка, практически до самого борта груженная рыбой. Это было ранней весной, когда у всех без исключения были пустые сети. В обычной деревянной плоскодонке сидел мужичок в телогрейке. По-русски он общался с трудом и изъясняясь в основном жестами. Это был один из последних манси, которые несколько веков назад, в большом количестве жили по этим берегам. Когда им становилось совсем "грустно" или хотелось выпить, они совершали подобные многодневные путешествия. От самой верхней деревни Канава. И меняли рыбу, шкуры и быстро уезжали обратно. Там, где больше трех человек на 10 квадратных километров, они чувствовали себя не уютно.
Довольно быстро обменяв весь товар на бензин, водку, соль и патроны, он отправился обратно. Задержался только у Кузнецова с капитаном, дежурившим в ту ночь в здание аэропорта. Он то и рассказал историю о том, что когда то давно, на этом самом дальнем погосте хоронили своих шаманов манси. Эта земля, пока не пришла цивилизация, была для них священна. Над каждой могилой раньше возвышалось строение, смысл которого был понятен только им. Сейчас из-за снега не было ни чего видно.
Уже несколько часов они плутали вокруг этого погоста, прямо за ним стояла еще одна избушка, о которой мало кто знал. Это был секрет капитана, лет пять назад он рассказал его Кузнецову.
На большой утоптанной поляне, рядом с домом ни кого не было, хотя все следы хозяйственной деятельности человека присутствовали. Два стеклянных окна не были затянуты инеем, это значит, что печку в доме топили постоянно. Рядом со стенкой, под навесом лежала большая куча, свежераспиленных ров, а чуть дальше на кольях весели две исполинские сети, в них кто-то латал дыры. Через всю поляну шли две свежие, хорошо утоптанные тропинки.
- Ильдус выходи, свои.
Закричал капитан и его голос эхом прокатился по всему зимнему лесу.
Спустя несколько минут на тропинку вышел мужичок, чуть поменьше, самого "щуплого" в команде - Кузнецова, во всем остальном оказался полным двойником Сереги. Стеганые серые штаны с подкладом, точно такая же курточка и шапка. Последняя деталь гардероба не гармонировала со всем остальным, поскольку на ней было написано "Лыжня России 2014 г".
- Привет Саныч, кто это с тобой?
Он подошел, но создавалось такое впечатление, что человек в любой момент готов сорваться и побежать в лес. Близко он не подходил и руки не подавал.
- Не переживай, свои это. Следователь Истомин из прокуратуры, ну а Сверчка ты знаешь. Сегодня у тебя заночуем, а завтра дальше к себе на Джуричь поедем. Дом надо посмотреть, как после зимы.
С этим словами он подошел к саням, которые были прицеплены к бурану, шедшему вторым, и отвязал большой, еще советский бесформенный, серый рюкзак.
- Ты здесь как зимуешь, я тебе продукты привез.
После того, как на свет из-под полиэтилена появилось это чудо, сразу, между говорившими растаял какой то барьер.
- Конечно, проходите.
Мужик, которого капитан называл Ильдусом, сразу резко поменялся. Начал суетиться со всеми поздоровался за руку, капитана даже обнял и посмотрел на Истомина.
- Он тоже с вами.
- С нами. Не бойся не по твою душу. Мы водку привезли, иди ухой корми.
Последние пять лет он всегда встречал гостей таким образом. Немного подальше в лесу, он выкопал не большую землянку, с реки и тем более от дома ее не было видно. Там хранились все не хитрые припасы и вещи из зимовья, на случай если его хозяин захочет очень быстро уехать. Такое желание возникало постоянно, когда на пороге появлялись гости. Ильдус был беглым заключенным.
Пять лет назад, ранней весной, когда сошел снег, а весенней половодье только набирало силу, на этой поляне он нашел голодного, замерзающего зэка. У него была самая распространённая статья - хищение чужой собственности. Вернее, как он рассказывал сам, воровал его директор, а он все так же ходил на работу и ничего не знал, до одного прекрасного момента, когда следователи пришли к нему домой с обыском.
После трех лет проведенных здесь в Ольховке, он понял, что еще один год здесь не выжить. Самой тяжелой работой в лагере считалось добыча древесного угля. Это когда кривые стволы Северной березы, выросшей на болоте, пережигают в огромных чанах, добывая древесный уголь. Дальше он идет на угольные фильтры и нужды отечественной химической промышленности. Через пару месяцев, люди становиться не отличимыми от самого угля, который они добывали. Белыми были только зубы, когда человек улыбался, а улыбались здесь редко.
Он был в бригаде "дорожных рабочих". Так здесь называли самых выносливых, они следили за чистотой внутри деревенских магистралей. Самым сложным участок для них стал трех километровый отрезок, до большой дороги, которую чистила техника, приезжавшая из Бондюга, раз в неделю. Своего трактора им не полагалось, а вместо современных снегоуборочных комбайнов, у них была гусеница от экскаватора. В нее забивали бревно, и вся команда впрягалась и тянула за собой эту живописную конструкцию из одного конца деревни в другой.