Бежать он надумал тогда же, только сделать он это решил ранней весной, когда ни одной целой дороги здесь не существовало. Ему удалось пройти по болотам и затопленным лугам больше 15 километров, основные поиск проводились ниже, вблизи населенных пунктов. Здесь его и нашел капитан. Приезжавший, на дальний мансийский погост, по каким то своим непонятным делам.
Здесь всем нравились истории про несправедливость, поскольку большая часть жизни у всех без исключения, кто жил на берегах Южной Кельтмы, была связана с ней. Через несколько лет, даже самые отъявленные романтики, понимали, что рассветы и закаты - это куча мошки, а солнце, из-за низкой облачности здесь вообще можно увидеть редко. И только на словах это "звучит" очень вдохновленно - Русский Север.
Здесь почти каждый день боролись с природой, человек здесь ни когда не был хозяином. И даже любая маломальская непогода - это дождик или снежный буран, здесь всегда становились причиной, глобальный изменений в жизни. Не ходили машины, стояла река из-за ледохода или не летал самолет, из-за низких облаков.
Самой тяжелой, для инженера, всю жизнь прожившего в городе стал первый год, проведенный в брезентовой палатке, особенно зима. И тогда же он понял, что надо искать крышу над головой. Несколько раз за лето, на месяц, или на неделю, капитан приезжал к нему на поляну. Они нашли подходящий лес. На вторую половину дома, разобрали часть сруба в Ольховке. Нижние венцы у него уже сгнили, а верх был вполне приличный. Печку привез Кузнецов уже в самом конце, когда узнал о новом жителе, на Южной Кельтме.
Они затащил в дом мешок с хлебом из магазина. Темно бурые буханки, похожие одна на другую, были составлены на зимней веранде, по-другому его было не сохранить. Его замораживали, и по мере необходимости отпиливали, крупным ножом или пилой. После того, как он начинал таять, то начина походить на бурую массу, с сомнительным вкусом. Но даже это не останавливало, хлеб дома должен быть, не смотря на его качество.
- А это кто с вами?
Ильдус показал на телегу, которая была прикреплена к последнему бурану. Из нее, как обычно в небо глядел Егорыч. Причем, как уже успел заметить Кузнецов, выражение его лица нисколько не поменялось.
Последний манси
Спали все. Даже Истомин, храпевший громче всех, вечером отказался от положенных сто грамм. В небольшой избушке теперь было очень уютно. Тихо потрескивала печка, раз в несколько минут, стреляя прогорающими углями. Капитан сидел у стола, сколоченного из двух армейских ящиков и аккуратно застеленного клеенкой. Ему нравилось здесь бывать. Ильдус, за несколько лет превратил кособокую избушку в дом, где всегда хотелось остаться.
Дверь надо было немного приоткрыть, что бы было не так жарко. После такого "холодного" перехода хотелось скорее согреться и поэтому печь, немного перетопили. Она быстро отдавала тепло, но этого вполне хватало. Если еще подбросить ночью пару поленьев, то можно было смело спать до утра не боясь замерзнуть.
Он достал из рюкзака уже давно знакомый пакет с бумагами и продолжил читать. На столе горело несколько свечей, а в алюминиевой кружке еще, что-то плескалось.
"....в первые шесть лет ежегодно грузов по каналу проходило на сумму от 200 до 800 тысяч рублей, но потому, в особенности после открытия водной систему Герцога Виртембергского (имеется в виду Северо - Двинская водная система, которая частично начала дублировать функции Екатерининского канала) перехватившего часть грузов и уже 1831 году прошло грузов например на сумму всего 28 тысяч рублей, а в следующие года и того меньше. По информации Чердынской управы в 1836 году по каналу грузов прошло на сумму всего 15 тысяч рублей. Жизни на канале постепенно замирала, количество судов уменьшалось, а гидротехнические сооружения постепенно приходили в негодность и требовали все новых и новых издержек, которые были признаны несоответствующими и в 1838 году канал был официально упразднен, просуществовав всего шестнадцать лет, административный надзор был с него снят, а имущество продано за бесценок. Таким образом, гидросистема, в которую вложили массу денег, заглохла на многие годы ...."
Каждый раз родине были нужды такие эпохальные стройки, которые обычно заканчивались ни чем. Берега каналов зарастали, люди забывали, кому поставлен памятник на центральной площади, а братские могилы - становились обелисками безымянным солдатам. И Ольховка, которой уже пришел конец, была то же из этого списка. Так бессмысленно коптить небо, когда природа все равно заберет свое, было принято только здесь на Севере Пермского Края.
Он на секунду представил себя на месте священника. Место, для того, что бы спрятать свои сокровища, подходило по всем параметрам. С собой дальше его не возьмёшь, неизвестно что будет ждать его на границе, а здесь как в банке можно положить и потом взять уже с дивидендами. Но у него это не получилось, поэтому карта случайно попала в руки двух бродяг и одного следователя, которые очень любили чужие тайны.
Даже если там уже ни чего не осталось, прикоснуться к тайне, которая делала этот "страшный край" переполненный мошкарой и зэками, каким то близким к далеким солнечным берегам из романов, про пиратов.
Вдруг за дверью заскреблись. Капитан вздрогнул от неожиданности и оторвался от бабкиных документов. Ружье стояло рядом, зимовье хищное зверье обходило за десятки километров, а случайных людей здесь быть не могло. Если это была операция по поимке беглого преступника, о котором все уже давно забыли, то, он тоже узнал бы об этом. Ведь готовились они и собирались, скорее всего, в Ольховке.
За дверью настала тишина, и капитан решил приоткрыть ее, хотя бы немного, в самой избе становилось душно.
Там была "чернильная ночь" Здесь по-другому быть не могло. Кажется, что высунешь руку, и она просто исчезнет за порогом. Полоска света от нескольких свечек, стоящих на столе, едва пробивалась к снегу и сразу растворялась без остатка, освещая небольшое пятнышко. Как неожиданно в этом пятне появился, чей-то силуэт.
- Привет Саныч.
Он сразу узнал голос Егорыча, немного хрипловатый и почему то не удивился. Здесь на "священной" мансийской земле они видели еще не такое.
- Не пугайся - мертвый я.
Его голос звучал очень отчетливо, хотя из-за темноты капитан не мог понять говорит ли это силуэт, стоявший за порогом, или просто слова сами складывались в мозгу.
- Спасибо утешил.
Капитан не узнал свой голос. Он при всем желание не смог бы сейчас даже встать с лавки, ноги не слушались, как после нескольких литров мутной браги, когда голова еще ясная, а идти не можешь.
- Дело у меня к тебе. Да времени ни так много, хотя здесь сил еще очень много.
Силуэт немного качнулся в дверном проеме, и рука показала прямо на капитана. Вернее он увидел только тень от нее, дальше мозг додумал все сам.
- Не серчай, на нас Егорыч, мы не специально тебя с собой взяли. Тебе уже без разницы, а Истомину перед своими, надо отчитываться. Вот и положили за буран. А то посадят этого алкаша, если без трупа, тфу то есть без тебя, вернется.
Капитан произносил слова, оправдывался и про себя думал, про всю нелепость ситуации, что он говорит и главное кому. Трупу, который они везут в санях за бураном уже третьи сутки. Он надеялся, что сейчас на нарах, кто ни будь заворочается и призрак исчезнет.
- Я и не переживаю, я уже дома. Завтра с утра похороните меня, между двух сосен. Место здесь священное, глядишь, и я покой найду, тебе Яшка удачи и помни, что теперь, на небе у тебя всегда есть ангел хранитель. Жить тебе еще долго на этой земле. А я ухожу со спокойной душой, здесь принимают всех и самоубийц в том числе, только после того, как яму выкопаете, надо жертву принести.