Дядя Яша поперхнулся. Он представил на секунду, кого. Храпящего Истомина или Кузнецова. Сейчас видимо будет выбирать или доверит это капитану.
- Да не бойся не человеческую. Пару капель крови в яму налейте. Животное или птицу. И главное, что бы слова правильные были сказаны. Вам духам бесплодным, жертву приношу, спите спокойно и живых не беспокойте.
За порогом было тихо несколько секунд.
- Правильно сделали, что меня сюда принесли, так бы я долго покой не нашел, с нашим советским атеизмом. А тут во все сразу поверил, правда, если рассказать не поверишь. Ладно, прощай Яша, а место тут хорошее, живите не бойтесь, мы вас охранять будем, главное мертвых не тревожьте. Они истосковались по свежей крови, задобрите и всегда сети полные будут и охота удачная.
Через несколько секунд силуэт за дверью пропал, и стало совсем тихо. Он немедленно потянулся к кружке, сделал два больших глотка и запер дверь, повесив на рукоять топор, что бы уж наверняка ни кто не мог войти.
Ворон
Огромный черный ворон уже несколько минут стучал клювом, с другой стороны закопчённого окошка. Что там нашла птица неизвестно, только стук повторялся с какой-то мелодичностью. "Тук тук", небольшая пауза, затем снова "тук тук". Капитан только сейчас понял, что он сидит так уже несколько часов после ночного визита. И смотрит на птицу, а та выстукивает что-то, понятное только им обоим. На улице едва стало светлей, краешек солнце уже угадывался за горизонтом.
Утро здесь всегда наступало постепенно и не спеша. Сначала солнце освещало только небольшой участок, где-то очень далеко за горизонтом. Потом, вдруг неожиданно без всякого перехода, яркие лучи уже всю били в лицо. Логика отсутствовала напрочь, за то всегда неповторимо и очень красиво. На улице можно было с трудом различать предметы. Буран, стоящий прямо у избушки и навес со столом, на котором было прилично навалено снега.
Такие огромные черные птицы, водились только здесь, на погосте, непонятно чем они питались, что отъедаясь до таких размеров, но в других частях леса их не было в помине. Точно таких же, он как-то видел, рядом с огромной помойкой, одного из мясокомбинатов, расположенных в Пермском Крае. Но там вороны были лишены подобной природной грации и переваливались с лапы на лапу, передвигаясь, в поисках пропитания.
Первым на нарах начал шевелиться Истомин. Кузнецов любил поспать, поскольку делать это в жизни приходилось не так часто. Да и при таких нагрузках, все-таки основное бремя, по организации этой экспедиции, ложилось на него, было не мудрено, что он только дойдя до нар, падал и начинал храпеть, без всякого перехода. И будить его всегда было опасно.
Шевеление стало уже более явственным. Истомин выбрался из спальника, сел и начал оглядываться по сторонам. Ситуация прояснялась с трудом. Из вчерашнего вечера он мало что помнил.
- А когда я уснул, ты Яша не помнишь.
И потом без всякого перехода добавил.
- Дай попить, чего ни будь, а то в горле совсем пересохло. И какое сегодня число, мне же на работу надо.
Он ему протянул флягу с водкой.
- Новости у меня, хорошие с одной стороны. До Джурича быстрее пойдем, налегке практически. Бензин сэкономим. Ну это только с одной стороны.
- А что так?
Следователь с удивлением смотрел на влагу, взвешивая ее в руках.
- Егорыча здесь будем хоронить, тут кладбище мансийское старое и он ко мне ночью приходил.
Истомин посмотрел на флажку и на нарах на долго замолчали.
Топоры стучали по переменке, сначала Кузнецов, потом чуть погодя капитан. Ильдус уже час возился в лесной землянке, он несколько раз возвращался на поляну и потом снова исчезал. Не смотря нвсе свои татарские корни, к похоронам, тем более на священной земле, где прожил несколько лет, он относился со всей серьезностью. Иногда капитану казалось, что он сам стал похожим, на тех мансийских шаманов, похороненных здесь.
Следователь сидел за столом и молча пил. Ум следователя, который много лет, несмотря на постоянные возлияния, работал в прокуратуре, отказывался понимать все происходящее.
- Я вернуться не смогу. Без трупа.
Он уже в который раз, скорее для самого себя повторял одно и то же предложение. Фляжка в руках уже была на половину пустая и следователь вроде бы начал свыкаться с мыслью, что в прокуратуру он приедет с "пустыми руками".
- Мы тебе говорим, ехали, буран в полынью попал, утянуло под лед. До весны искать не будут, да и потом, ни кто не спохватиться. Да и тебя пошлют ведь снова это преступление века расследовать.
Дядя Миша закончил обтесывать нос лодки и сел передохнуть.
- Я за всю историю ни разу, здесь ни одного водолаза не видел. Хочешь, свой буран утоплю для полноты картины. На Лопье в самом большом месте, как раз напротив избы, там яма большая.
- Вот ты Сверчок и ты Саныч представьте, захожу я в прокуратуру, и спрашивают меня - где труп? Я им что отвечаю, в устье Лопьи ищите. Они говорят хорошо, а как он туда попал, ведь своими ногами он ходить уже не мог.
Старый зэк почесал затылок.
- Скажешь, что дорогу перемело, ехали в объезд. Я подтвержу.
Вместо гроба они использовали старую деревянную лодку, ее год назад прибило течением к берегу. Она простояла лето, наполненная, мутной жижей и только осенью, когда уровень воды в Южной Кельтме упал, ее удалось вытащить на берег. Беглый зэк не знал, как ее можно использовать. Несколько раз принимался ремонтировать, но тут же бросал, а сейчас вот пригодилась.
Нужно было аккуратно отрезать нос, и снять сидения. Дерево во многих местах было трухлявым, и сама конструкция в любой момент могла развалиться. Такой работой они занимались впервые, и каждый имел самое примерное представление о том, как это делается. В деревне, конечно, хоронили людей много раз, через поле, начинавшееся за последним забором. Отдельно стояло "тюремное" кладбище. Здесь имена на крестах писали редко, часто просто стоял номер, который зек носил в личном деле, на телогрейке, а за тем, уносили в могилу.
Чаше всего их просто заворачивали. Кого то, кто отошел в более светлый мир, в тюремном лазарете, выносили в простыне. Пахнувшей карболкой и чем-то химическим, навсегда отбивавшим желание ложиться в постель. На ней всегда была печать. В домах, бабушки, заранее, чувствуя скорые похороны, сами заказывали у местного плотника гроб, и тот еще долго стоял в сарае. Напоминая всем о неизбежности скорой кончины.
- Нашел.
Из леса выбежал Ильдус, неся в руках сверток. Он постоял несколько минут у порога, рассматривая его содержимое, и за тем скрылся в избушке.
- Ладно, пошли, нам еще яму копать. Земля, на берегу, наверное, насквозь промерзла. Там еще корни кругом, так, что до вечера провозимся. Похоронить Егорыча нужно сегодня, что бы уже завтра дальше ехать. А то нашего следователя с вертолетами искать будут.
Место они узнали сразу. Две сосны росли одна напротив другой, чуть дальше берег резко обрывался и открывался изумительный вид на Южную Кельтму. Даже было видно, что там за кромкой деревьев начиналось бескрайнее болото. Это место было очень красивым, под стать тому, кто здесь скоро обретет покой. Нижние ветви двух деревьев густо облепили вороны.
- Эх, не стать мне начальником отдела ни когда. Связался с вами.
С этим словами старший следователь Чердынской прокуратуры, раскрывший не один десяток дел и свято веривший в учение Маркса и Энгельса, скинул овчинный тулуп, в котором находился уже несколько дней и первым начал долбить мерзлую землю на старом мансийском кладбище. Копая могилу для отшельника, покончившего жизнь самоубийством. Остальные стояли и улыбались. После первого удара лома, вороны резко с пронзительным карканьем взмыли в воздух.
Поминки
Теперь его лицо закрывала маска из лосиной шкуры. Ильдус, специально для такого случая, вырезав ее по форме лица, на месте глаз, рта и носа были блестящие бусины. Две красных и одна, почему то зеленая. Где, все это отыскалось, в небольшом хозяйстве беглого зэка, было непонятно. Но ни кто не задавал лишних вопросов. Из отблесков костра, горевшего прямо на поляне и растопившего вокруг себя достаточно снега, казалось, что покойник постоянно меняется выражение лица. Блики света, плясали на теле, лежащем на столе под навесом.