- Мы уже близко. Истомин, хоть и не пил, глаза у него горели, и он говорил он очень хрипло.
- Да чувствую я, рядом мы. Перемазанный с ног до головы Кузнецов, воткнул огромную кирку в землю. Ее капитан нашел где-то в верховьях.
- Будем спать ложиться, я лапника нарубил, сейчас его расстелем на то место, где горел костер. Там земля прогрелась. И до утра не замерзнем.
- Давай. Дядя Миша достал огромный кусок полиэтилена, в который был закутан труп Егорыча.
Капитан, поднес карту ближе к глазам и уже в который раз, посмотрел на крестик, который медленно из-за выпавшего снега, начал превращаться в огромную кляксу. Должно быть где-то здесь, дальше начинался канал и с таким ценностями уже не выйдешь, повяжут красные комиссары.
Они освободили площадку от остатков углей, земля у корней деревьев хорошо прогрелась, и даже сквозь наброшенный лапник, прекрасно отдавала тепло. Легли рядом друг с другом и сверху закутались полиэтиленом, который от жара из нутрии сразу покрылся испариной. Но сон не шел
- Я как представлю, сколько здесь нашего брата полегло, так сразу тошно от этого места становиться и мурашки по коже
Дядя Миша говорил от куда-то из-за спины, и голос был не похож на себя. Как бывает по радио с испорченным динамиком.
- Они ведь, по сути, в руках только лопаты, да кирки, такая как у Кузи сегодня была, в руках имели и все. И такой огромный канал, сквозь болото умудрились прорыть. Стенки закрепить, систему шлюзов построить и в итоге все просрать.
- Да не просрали, раз мы еще помним. Истомина вон заставим статью в местной газете написать. А земля еще долго заживать будет.
Капитан смотрел в чистое звездное небо.
- Я по телевизору видел, что он прямой и делит лес на две части. Начинается в Чердынском районе и заходит в республику Коми. С одной стороны примерно пять километров и с другой. А сама тайга, словно смирилась с ним. Деревню вон любую возьми, через нескоро лет, после того, как человек ушел, зарастает до самых крыш, а ему хоть бы хны.
И звезды падали в этот день особенно часто, заставляя сбываться любые даже, самые сокровенные желания. Тем более что спали они крепко, без всяких сновидений, потому, что каждый был уверен, что прямо под ними, под землей на глубине в несколько метров зарыты несметные сокровища.
Первым рано утром из под полиэтилена выбрался Сверчок и сразу побежал к ближайшим кустам. Почки у пенсионера не переносили холод, и всегда хотелось по малой нужде. Обернувший, через несколько минут, он увидел стаю больших воронов. Десяток птиц, с деловым видом долбили клювом мерзлую землю и раскапывали лапами пятачок, рядом с из местом ночевки.
- Просыпайтесь, похоже Егорыч с того света нам помощников прислал.
Птицы продолжали все дело, не обращая ни какого внимания: ни на дядю Мишу, ни на остальных кладоискателей, которые спешно начали выбираться на свежий воздух.
- Точно, зажигай костер, там будем копать.
- Давай лопаты. Закричало сразу несколько голосов.
В течение получаса они с остервенением долбили мерзлую землю. Та не поддавалась, в отличие от похорон, на мансийском погосте, копать здесь было гораздо труднее. Приходилось рубить кучу коней, которыми, как пальцами, сосны хватали кусок болотистой почвы. Об лопату постоянно что-то звякало, но это оказывались камни или смерзшаяся глина, наконец, они уперлись во что-то твердое.
- Нашли. Заорал Кузнецов. Яшка тащи кирку, тут аккуратно надо.
На свет сначала показалась деревянная крышка, после очередного удара, из нутрии послышался глухой звук. Как будто, сразу за ним была пустота. Они лихорадочно начали расширять яму, но деревянная крышка не думала заканчиваться. После часа работы ее удалось расширить на всю длину, почти два метра, по ширине ящик не дотягивал до полу метра.
И только выбравшись из ямы, посмотрев на вырытое, сверху, задумались. Первым с силу специфики работы, о содержимом догадался следователь.
- Гроб, не иначе. Я такого при эксгумациях насмотрелся до самого конца своей жизни.
- Точно гроб. Проговорил капитан. Вон и крест угадывается. Наверное, к старому священнику отношение имеет, но я его трогать не буду. Дурная примета.
- Да, пусть Истомин и открывает, он же следователь. Они в бога не верят. Дядя Миша немного отступил от края ямы, стараясь не смотреть вниз.
- Да и хрен с вами, зачем сюда так долго тащились, подумаешь покойник. С этим словами Истомин спрыгнул вниз и ударил со всей силы по крышке.
Дерево даже спустя век, сохранилось прекрасно, виной всему была красная глина, которая прекрасно законсервировала деревянный гроб, только подгнило в нескольких местах. После третьего удара, крышка распалась на две половинки. Их он отбросил в сторону и внутри, оказался объемный сверток, завернутый в кожу. Следователь его аккуратно поднял наверх.
- Осторожней не разбейте. Зачем-то сказал Сверчок.
Кожа на свертке ссохлась и поддавалась с трудом. Ее аккуратно развернули, послышался треск и внутри, завернутая в три слоя, лежала та самая икона, ангела с крыльями, смотрящего в небо. О которой, так просила баба Люба. Больше в деревянном гробу не было ни чего. Это и было главным сокровищем бежавшего священника.
Домой
Он видел, как последний буран скрылся за горизонтом и пошел в сторону дома. Капитан не довез его, каких-то 100 метров до старого барака, с рассохшейся деревянной дверью. С дядей Мишей они попрощались, молча, ни кто, особо не говорил. Даже следователь на всем протяжение пути, от канала, не проронил ни слова.
Сверчок вышел на пригорок и увидел всю Ольховку целиком, на фоне садившегося солнца. Что-то неуловимо в этом богом забытом населенном пункте изменилось, хотя он не был здесь всего неделю. Уже подходя к своему дому, он увидел, что крыша все-таки окончательно сползла вниз и завалилась набок. За время его отсутствия, снег успел завалить до половины обе комнаты. Из сугробов причудливо торчали стенки кровати, и лишь телевизор на тумбочке, излучал уверенность и стоял не тронутым.
Он прошел внутрь, следы здесь смотрелись довольно непривычно, и присел на край стола. Он начал смахивать снег со скатерти и задумался. Наступал вечер, и надо было где-то ночевать. Конечно, потом он найдет себе дом получше и переберется туда. Пустых бараков в Ольховке еще хватало. Но сегодня было негде ночевать.
Внезапно он все понял и молча, по снегу подошел к шкафу. В нем лежал старый, потертый от времени матрац, с которым обычно ходят из камеры в камеру заключенные. Наверно и этот к сидельцу попал таким образом. Он взвалил его на плечи, взял чайник с плиты и вышел на дорогу. До зоны идти было всего ни чего, не больше полу километра.
Пройдя через ворота КПП, он отчетливо стал слышать лай собак, которые здесь были всегда, видимо даже после закрытия колонии, Этот маршрут он мог пройти с закрытыми глазами, слишком долго он здесь находился. Сверчок в уме считал шаги, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать.
Внезапно грудь уперлась в двери барака. Рядом висела доска с портретами передовиков производства. Вон Бурый, который бригадиром был. Помер на воле, говорят жить не смог, после отсидки, где-то в Чердыни прирезали.
Он открыл дверь, с зияющими дырами, вместо окошек и прошел по длинному коридору. Штукатурка, скрипела под сапогами, и открыл дверь камеры. На стене с боку висела табличка, где всегда были написаны, фамилия, имя, статья и срок.
Он с трудом открыл железную дверь и сел на нары. С опозданием заметил, что еще день, а нары не откинуты и находятся в лежачем положение. Нарушение режима. Внизу валялась карточка, которая должна быть расположена над входом. В ней можно было различить только фамилию и имя - Михаил Антонов, дальше было не разобрать. Старый зэк уткнулся в матрац и заплакал. Он был дома. А где-то на самой границе заката тихо зазвонил колокол.
конец