- От этой правды были одни только беды. Я хочу уберечь от них свою дочь.
- С Руби все будет иначе.
А вот это Малдер сказал зря. Дарлен мгновенно представила - по итогам вчерашнего утра - как это "иначе" может быть с Руби - и тут же смахнула с себя все наваждение беседы. Вновь перед нами львица, защищающая своего детеныша.
- Для меня все предельно ясно! Она пропадала этот месяц с рокерами - на заднем сиденье "Харлей Дэвидсона"! Вот и все. Получили! Малдер понимает, что проиграл.
- И Кевину вы тоже подбросите эту историю?
И попал.
Дарлен мнется. Поджимает и кусает губу в задумчивом раздражении. Сказать ей совершенно нечего. Злится. Уже готова сорваться и накричать. И потому решает немедленно проститься.
- Извините... - это вместо "спасибо" и "прощайте".
И уходит в палату.
Мы смотрим на неплотно прикрытую дверь. Ничего не скажешь, поговорили.
Ну и ладно. Все равно собирались уезжать...
А дверь палаты вдруг приотворяется, и в проеме появляется Кевин. Он смотрит нам, мне и Малдеру, вслед очень недетским, всепонимающим и прощающим взглядом. Взглядом, в котором очень много нужных Малдеру ответов. Но еще больше в нем вопросов, гораздо больше. Гораздо больше, чем у Малдера.
Пора на самолет... Вашингтон, округ Колумбия
Штаб-квартира ФБР
8 октября 1992
19:23
Неизвестно еще, что было тяжелее - гонять с Малдером но ночному лесу на берегах Окабоджи или же сочинять отчет о проделанной работе для Скотта Блевинса. Разумеется, он узнал лишь официальную версию, которую так любезно подкинула Дарлен Моррис, - про "Харлей Дэвпдсоны". Не преминула я расписать и заслуги Малдера в раскрытии убийства Рэпдалла. Блевинс вроде бы успокоился... Пока... И снова, ненадолго, отложено закрытие отдела "Секретные материалы", о чем все чаще заговаривает начальство, и еще немного лучше - в смысле терпимее - стало мнение этого самого начальства о Малдере. Все так... Теперь самое время дать ответ себе самой. Что ты на самом деле думаешь?
Пока что, если говорить честно, вопросов гораздо больше, чем ответов. Но и это уже неплохо я хоть смогла уже эти вопросы задать. А значит, рано или поздно получу них ответы. Надеюсь... Только вот те ли это вопросы?
Странные шутки вытворяет с нами жизнь Может ли охотник подружиться с тем самым фазаном, который где-то сидит и так хочется узнать, где именно? Можно ли, наблюдая из засады, пытаясь понять привычки н причуды жертвы, дойти до такого идиотизма, чтобы в решающий момент опустить ружье? Папа, ты не учил меня этому! Мне было так хорошо и спокойно в созданном тобою мире. Там все было так понятно. Где союзник, где враг, что такое честь воина. Я все это знала до тех самых нор, пока в подвальном захламленном помещении мы не встретились с тобой, Фокс Малдер. Я не понимаю тебя. Вот что не дает мне спать, а вовсе не муки за написанные доносы. Там я всегда стараюсь выгородить тебя, соврать, на бумаге оно легче выходит... Смелое заявление... Ну хорошо, чуть исказить факты. Черт подери эти отчеты и черт подери тебя, Фокс Уильям Малдер! Как можно спокойно и приветливо улыбаться и говорить "пошли работать" именно тогда, когда я лично наплевала бы себе в рожу? Встать перед зеркалом и попробовать, что ли? Ох, что-то плохо у меня сегодня с мозгами... Я сразу учуяла в тебе человека нашего круга. Такие, как мы, попадаются в самых неожиданных местах. Мы занимаем разные должности, мы живем разной жизнью, наверное, мы можем даже стирать носки н сорочки любимому человеку (или но крайней мере сделать такую попытку), но все равно мы посвящены в одну из тайн жизни - как те бессмертные из дешевого сериала. Нас не так уж мало, но мы редко сходимся вместе. И поэтому понимаем друг друга лишь в ту критическую минуту, когда, разделенные разными языками, смешанными каким-то паникером, встаем каждый у своей бойницы на стенах осажденного Вавилона.
Скалли переворачивает кассету в магнитофоне. По привычке вчитывается в надпись: "Ф. МАЛДЕР. СЕАНС РЕГРЕССИВНОГО ГИПНОЗА, КАССЕТА №2, СТОРОНА Б. 16 ИЮНЯ".
Дэйна вглядывается в фотографии Саманты Малдер, Фокса. Включает воспроизведение. Голоса и гипнотизера, и Малдера ровны, спокойны, совершенно не окрашены интонациями - и оттого протокол еще убедительнее...
- Но глаза у вас открыты?
- Да, открыты, но, кажется, ничего не происходит.
- Попробуйте повернуть голову.
- Не могу.
- Почему?
- Не знаю. Я не могу двинуться. Я лежу в постели и не могу пошевелить даже пальцем".
Вот она, эта беспомощность, которую он ощущает всякий раз, когда истина ускользает от него по вине тупых исполнителей, чьей-то злой воли, стечения обстоятельств. Он словно опять один в постели и не может ничего поделать... Теперь ты не один, Малдер. Теперь - не один...
- Вы видите вашу сестру?
- Нет. Но я ее слышу.
- Что она говорит?
- Она зовет меня. Все время зовет... Она зовет меня на помощь. А я не могу ей ничем помочь. Не могу двинуться...
Чем оп занят сейчас - в то время, когда я слушаю эту запись? Роется в документах, выкапывая очередное головоломное дело, способное приблизить его еще на один маленький шажок к разгадке главной тайны? Встречается со своим таинственным всемогущим осведомителем, добывая совершенно неопровержимые доказательства присутствия чужаков прямо у нас под носом? Спит, забыв раздеться, но не забыв прослушать записи на автоответчике и осмотреть следы вокруг дома? А может быть, сидит в пустой церкви, опираясь на вытянутые руки, которые сжимают фотографию Саманты, и молит Бога о помощи, молит неумело, но от чистого сердца, ибо ему, как и Дарлен Моррис, больше не на кого надеяться на этой планете? И пока никто не может увидеть его в одиночестве храма, беззвучно плачет - опять все напрасно, опять лишь потерял время, опять ни на дюйм не приблизился к сестре?.. Может быть... О Малдере можно гадать бесконечно. Но можно и постараться помочь ему, в меру сил и понимания. Я хочу помочь.
- Вам страшно?
- Наверное, страшно. Но я не боюсь.
- Почему?
- Из-за голоса.
- Голоса?
- Да. Он звучит в моей голове.
- И что он говорит?
- Он просит не бояться. Говорит, что с ней ничего плохого не случится. Что настанет день - и она вернется.
- Вы верите этому голосу?
- Я хочу верить!