Выбрать главу

Этот системный кризис объясняет, почему XIV век оказывается одним из самых «бунташных» в европейской истории[16]. Локальные протестные движения, характерные для предшествующих столетий, уступают место массовым крестьянским и городским выступлениям – от Фландрского восстания 1323 – 1328 гг. до Жакерии 1356 – 1358 гг. и восстания Уота Тайлера 1381 г., от движения Кола ди Риенцо в Риме в 1354 г. до «мятежного шестилетия» 1378 – 1383 гг., когда волнения охватывают 12 городов Франции, а также Гент, Данциг, Брауншвейг, Любек и, конечно, Флоренцию. И наконец, это столетие переживает мощный взрыв преступности, особенно в период Столетней войны, – серьезная проблема для общества, издавна привыкшего к насилию.

Итак, XIV век породил достаточно мотивов для бегства средневекового человека из своего – европейского – пространства, становившегося для него все более некомфортным. Но особо некомфортным оно оказалось для мелкого и среднего дворянства. Процесс ухудшения имущественного статуса рыцарского класса активно шел еще в последней четверти XIII в., когда взлет цен и прогрессировавшая инфляция значительно снизили реальную стоимость феодальной ренты, как правило выплачивавшейся крестьянами в фиксированных размерах, освященных обычаем. Вот почему мы обнаруживаем уже в тот период постоянные попытки сеньоров незаконно увеличивать объем крестьянских платежей и повинностей, часто путем фальсификации документов, а порой и с помощью прямого насилия. Кризис XIV в. нанес по рыцарству еще более сильный удар. Резкое сокращение численности класса сельских производителей ограничило для сеньоров возможности экономического давления на крестьянство: стоимость крестьянского труда возросла, и это еще более снизило их доходы. Одним из самых очевидных выходов из такой ситуации для рыцарства была война. Для английских баронов французского происхождения воспоминание об утраченных во Франции богатых фьефах стало не последним мотивом для участия в Столетней войне – как для английских, так и для французских сеньоров она во многом явилась попыткой решить проблемы, с которыми столкнулся феодальный класс в целом. Однако как раз эта война и оказалась тем историческим рубежом, за которым последовал окончательный упадок европейского рыцарства. Появление в первой половине XIV в. на полях сражений длинного уэльского лука, пробивавшего рыцарские доспехи[17], лишило тяжелую рыцарскую конницу ее прежней роли ударной силы европейских армий, и она была вынуждена уступить эту роль пехоте и легкой кавалерии[18]. Битвы при Куртре (1302 г.), Бэннокберне (1314 г.), Моргартене (1315 г.), Креси (1346 г.) и, наконец, Пуатье (1356 г.) продемонстрировали, что рыцари утрачивают ту самую военную функцию, которая составляла социальный смысл их существования, – функцию защитников христианского мира, проливающих кровь ради торжества истинной веры[19] К концу Столетней войны основным сегментом западноевропейских армий становятся уже наемные отряды[20].

Это ощущение невостребованности рыцарства в новых условиях оказывается тем более острым, что вместе с потерей своей социальной роли этот слой теряет и свою политическую роль в обществе. Будучи прежде силой, без которой государство и монархи не могли обойтись, теперь он утрачивает рычаги давления на власть, которая уже не так зависит от его услуг, как прежде. Вот почему для европейского рыцарства XIV век явился подлинной трагедией. Именно рыцарство, как никакую другую социальную группу, это столетие бедствий поставило перед историческим выбором – уйти или измениться, приспособившись к новым условиям.

Положение рыцарства осложнялось и тем, что, оставаясь частью элиты, оно было обязано поддерживать свой благородный статус (иметь соответствующую одежду и доспехи, коня, оружие, оруженосцев и т.д.). Однако теперь сделать это было весьма непросто из-за серьезных трансформаций в средневековой экономике. К концу XIV в. сельское хозяйство постепенно и медленно выходит из состояния кризиса, и это меняет ситуацию на рынке. Рост производства в условиях демографического спада приводит к изменению баланса спроса и предложения: в отличие от конца XIII в. предложение начинает значительно превышать спрос, что обуславливает падение цен на товары аграрного сектора. В первую очередь это оказывается выгодным основным рыночным потребителям сельскохозяйственной продукции – быстро растущим европейским городам. Средние городские слои получают возможность тратить гораздо больше на приобретение других предметов потребления, что в свою очередь стимулирует развитие новых отраслей производства, экономическую специализацию регионов (масло-молочное производство в Скандинавии, овцеводство и льноводство в Англии и т.д.) и интенсификацию торговли. В этих условиях неизбежно возникают новые стандарты принадлежности к элите, новые критерии роскоши и престижного потребления. Расходы феодалов на поддержание благородного статуса резко возрастают как раз тогда, когда доходы большинства из них сокращаются. Многие рыцари сталкиваются с реальной перспективой дерожеанции и перехода в разряд производителей или социальных маргиналов.

вернуться

16

См.: Fourquin G. Les soulèvements populaires au Moyen-Age. Paris, 1972; Mollat M., Wolff Ph. Ongles bleus, Jacques et Ciompi. Les revolutions populaires en Europe aux XlVe et XVe siècles. Paris, 1970.

вернуться

17

См.: Cantor N. Op. cit. P. 467; Verbruggen J.F. The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages: From the Eighth Century to 1340. 2nd ed. Woodbridge, 1997. P. 171 – 172.

вернуться

18

См.: The New Cambridge Medieval History. P. 350; McKisack M. The Fourteenth Century: 1307 – 1399. Oxford, 1959. P. 39; Verbruggen J.F. Op. cit. P. 111.

вернуться

19

См.: Atzbach R. Ritter. Die militia Christiana als Lebensform im Mittelalter // Ritter, Burgen und Dörfer: Mittelalterliches Leben in Stadt und Land. Tüchersfeld, 1997. S. 48 – 51; Hechberger W. Adel, Ministerialität und Rittertum im Mittelalter. Oldenbourg; München, 2004.

вернуться

20

См.: Cantor N. Op. cit. P. 515; Contamine Ph. War in the Middle Ages. Oxford, 1984. P. 150 – 165; McKisack M. Op. cit. P. 234.