— Боюсь, что никогда не удастся мне высказаться на газетной бумаге. А между тем перегруженная у меня голова материалом. Да что из этого толку, когда, например, все до сих пор непечатное?
Смутился хозяин при виде подобной грусти:
— Уж вы подождите, батюшка, маленько. Самое большее через две недели разрешится моя жена обязательно. Остальных же ребят хоть и завтра крестите.
Задумался, конечно, и я насчет подобного обстоятельства. И вдруг осенило меня. Вспомнил священное писание.
— А как же, — говорю, — Иона во чреве китовом и подобные случаи из восточной жизни? Ежели Иона был во чреве, значит, и нам крестить во чреве возможно.
Нахмурился тут хозяин наш.
— Вы со мной, отцы, не хитрите. Все равно, — говорит, — не отпущу вас раньше деторождения. Хочу, чтоб все было по закону и как у всех людей вообще.
И хозяйка опять стала упрашивать:
— Не оставьте, отцы родные! Вот хотя бы взять этих трех… Ходят они, подобно скотине, без имени. Младшую и то просто Рыжкой зову, а старшего Непутевым. Среднего же, того, что косой, так и зовем Косенький.
И так она стала причитать при этом, так уговаривать, что даже господин Чучуев размягчился.
— Да, — говорит, — действительно, вижу: нелегальная у вас жизнь и подпольное существование.
Между тем назначили мы вскорости фактический день. Было это, помню, в конце февраля месяца. Приказал господин Чучуев согреть воды и лоханку на всякий случай приготовить. А как пришло время обряда, потребовал он еще кусок мыла и чистое полотенце.
— Теперь, — говорит, — раздевайте моментально девицу женского пола.
Выкупал ее господин Чучуев собственными руками, голову вымыл и волосы расчесал. И как кончил священный обряд:
— Уходи, — говорит, — Евдокия. Пускай Клементий лезет в лоханку.
Словом, управились мы меньше чем в полчаса. И с того дня только нас и задерживало еще совместное ожидание ребенка. Стали мы гадать с господином Чучуевым: когда настанет ожидаемый срок?
— Все это можно вычислить при помощи науки, — сказал господин Чучуев. — Если мы бросим взгляд на слониху, ей и в шестнадцать месяцев управиться трудно. Потому толстокожее животное и находится в стаде. Совсем другое дело самка летучей мыши. А ежели остановиться внимательно на еже, все предыдущее и последующее станет ясно.
— Да, — говорю, — действительно закон природы.
И поразился я опять-таки научным элементам. «До чего, — думаю, — все изучили! Каждого зверя и птицу». Даже тоска меня разобрала. «Вот, — думаю, — ползет таракан по столу… Другой по случаю неосторожности в щах очутился. Но ведь оба они давно изучены… Конечно, соображаю, прогресс. Психология и прочие науки. А все-таки удивительно».
Между тем дождались мы наконец критического момента. Пробудились мы как-то ночью с господином Чучуевым по причине женского крика.
— Слышите? — шепчет господин Чучуев.
— Слышу, — говорю. — Родовой признак намечается.
А баба, конечно, кричит на всю горницу… Только к утру замолкла она, утихомирилась. И вдруг заскулил ребенок. Схватил меня за руку господин Чучуев.
— Ну, — говорит, — теперь мы свободны.
И действительно, через три дня совершили мы священный обряд. Надел господин Чучуев очки, взял в руки младенца.
— Ныне, — говорит, — отпущаеши раба твоего, Владыко… А только, — говорит, — чтоб не утопить его как-нибудь в лоханке.
— Да вы его, батюшка, только сверху водой полейте. Дитя, — говорю, — совсем махонькое, к тому же женского пола.
— И то правда, — сказал господин Чучуев. — А за сим, — говорит, — приймите из рук моих новопреставленную Акулину.
С тем мы, понятно, и закончили церковную службу. И только было уселись за стол по случаю семейного праздника, вдруг слышим, подъехали к дому сани. Залились снаружи собаки, заскрипел под ногами снег. «Кто такой?» — думаем. В двери же, между прочим, стучат и хозяина окликают. И как открылась дверь, так мы и ахнули.
Стоит на пороге пристав в полной амуниции, а за ним еще стражники и городовые.
«Пропали!» — подумал я. И даже рюмку на пол уронил. А господин Чучуев, наоборот, совсем растерялся. Рукой пошевелить не может.
«Эх, — думаю, — Кукуреков! Опять тебя по этапу в обратную сторону земного шара… Опять, — думаю, — оседлала жизнь и прочие неприятности».
И словно бы по голове меня кто ударил орудием. Стою безмолвно и не нарушаю звуками тишины.
Оно конечно — пугается человек тайных явлений. Если, например, кошка перебежит дорогу или поп повстречается. Или когда не на ту ногу ботинок наденешь…