Наконец вылезли мы на окончательной станции из вагона. Смотрю — степи вокруг, и даже не видно никакого возвышения вроде горных хребтов или склонов. Совершенная плоскость квадратных метров. А между тем бричка уже нас ожидала, и выехали мы моментально в дорогу.
Кончалась зима, и ясное было утро. Жаворонки пели в синеве небес, и снег кое-где оттаял. Остановился кучер — лошадям хомуты поправлять. Теплый шумит в ушах ветер, и былинки сухие качаются на меже…
Вот так же точно, думаю, с папенькой мы ходили когда-то гулять. И весна такая же была… Очень любил папенька степные просторы. «Я, — говорит, — здесь как рыба — фибрами своими дышу».
Неужто все это было когда-то? И сколько уже лет прошло… И какие неаккуратные годы!
Размечтался я о философских темах. И вдруг кричит помещик:
— Слезай, слезай, Кукуреков! Приехали!
Действительно, вижу, усадьба стоит и повсюду на деревьях вороньи гнезда. И почему-то из школы вспомнилось: «Цвел… надеван… запечатлен…» И о седлах припомнились грамматические ошибки…
А помещик кричит:
— Слезай, бес тебя возьми!
И неделикатно так со мной обошелся. Подзатыльника дал.
Спрыгнул я на землю. Во дворе стояла бричка. Грязный был двор, и навоз повсюду валялся. Повел меня помещик сразу в конюшню для лошадей. Неаккуратная то же самое была конюшня. Дыры виднеются в крыше, а на полу сплошное болото.
— Ну, — говорит, — Кукуреков, здесь твоя будет квартира. Устраивайся, как тебе будет уютней. Я же не люблю вмешиваться в частную жизнь.
Остался я один в конюшне и присел на старом мешке. И лошади мной заинтересовались: головы поворачивают в мою сторону — смотрят. Может быть, и у них, думаю, есть свои лошадиные мечты…
Однако хотелось мне еще взглянуть поскорей на хозяйство. На земледельческие орудия производства и вообще на домашних скотов. Вышел я из конюшни и пошел в конец двора.
Гляжу, свинарня устроена и свиньи лежат преспокойно. Поразился я довольным видом свиней. Действительно, сытые свиньи. Наша русская свинья куда выглядит небрежней. Худая наша свинья, и беспокойства в ней много. Роется она постоянно в чем попало и оттого, вероятно, худеет. А европейская свинья сохраняет всегда полное спокойствие характера и потому зарастает салом. И постороннему становилось ясно: нужно изменить в России породу отечественных свиней. Вот и тогда задумался я над этим вопросом. И вдруг меня кто-то взял за плечо. Оборотился я — девка стоит кухонная. Бессмысленное у нее было выражение на лице, и, кроме того, непозволительно смеется.
— Вам, — спрашиваю, — что угодно?
Фыркнула она совершенно коровьим образом.
— Иди, — говорит, — сухари кушать!
Тут уж я возмутился.
— Ваши манеры, — говорю, — напоминают мне последний сорт обращения в питейных трактирах.
А она еще пуще смеется и даже фартуком закрывается. «Экое, — думаю, — несознательное существо!»
Пошел я за ней на кухню и поразился. На самом деле, предлагает мне воду и сухари. Однако с вежливостью говорит:
— Садитесь обедать.
Посмотрел я на сухари и на воду, не по себе мне сделалось.
— Какой же, — говорю, — это обед?
Вижу, не понимает она совершенно заданного ей вопроса.
— Обыкновенный, — говорит, — это обед. А в праздник еще и картошку дают.
«Ну, — думаю, — Кукуреков, здесь ты не потолстеешь!»
И опять-таки мысль шевельнулась: «Надо и отсюда бежать».
Засела у меня эта мысль в голове крепче стенного гвоздя. И бывало, поишь коней у колодца или коровам корм задаешь, а сам представляешь себе всякие центры Европы. И уж нет удержу для мечтательных грез. Разволнуешься… И работаешь как-то совсем машинально.
Приходил помещик иногда посмотреть на мою работу. Раз пришел чрезвычайно сердитый:
— Ты это зачем в конюшне картинки повесил?
Уставился на меня глазами и хлыстиком сапоги обчищает.
— На чердаке, — говорю, — отыскал я эти картинки. Все равно без пользы валялись.
Рассвирепел помещик:
— Отвечай на прямой вопрос. Зачем повесил?
— Для аккуратности, — говорю, — я их повесил и для процветания искусства.
Выругался помещик.
— Болван, — говорит, — ты, хоть и бороду носишь!
И уж стал он ко мне придираться по всякому фактическому случаю и даже без уважительной причины. Не стало мне жизни от его придирок. Например, однажды, приказал он взнуздать молодую кобылицу для прогулки при помощи верховой езды. Взял я в руки уздечку и никак не могу разобраться. Английская была уздечка, на особый манер. И так обернешь ее, и этак — ничего не выходит. Только лошадь сморил. А помещик уже, понятно, увидел и сам подошел.