Увидев впереди литеру «М», Брянов решил не тянуть.
— Остановите-ка на минутку, — потребовал он. — У киосков.
— А чего? — с подозрением спросил водитель, но затормозил метрах в двадцати от входа в метро.
— Надо пару шмоток для маскировки взять, — открыл тайну Брянов и бросил через плечо: — Инга, выйдите!
Он демонстративно передал сидевшему сзади охраннику свой чемоданчик, который, пока ехали, бережно держал на коленях. Тот не понял, зачем это нужно, и даже сделал недовольную физиономию, но багаж принял. За это время Инга успела выбраться наружу и оглядеться.
Он открыл дверцу, неторопливо вылез из машины сам, а потом, пригнувшись, сказал в салон:
— Извините, ребята…
— Чего? — еще раз не поняли оба.
Он резко вытянул в салон руку и дважды бабахнул туда из газового пистолета. Джип дважды вздрогнул. Брянов бросил пистолет под сиденье, захлопнул дверцу — и потащил Ингу в метро. По этому подземному ходу он намеревался добраться на северо-запад Москвы и выйти на поверхность из метро «Динамо». И вот, когда они уже поднимались на эскалаторе, произошло нечто не предусмотренное никакими планами… Он вдруг увидел, как навстречу ему, по соседнему эскалатору, сверху, приближается Наталья… Они просто встретились, столкнулись взглядами — какая уж тут могла быть конспирация! Такой Натальи, таких ее глаз, такой смешной растерянности на ее лице он никогда не видел. Казалось, что она сама похищена минуту назад — и некая неумолимая террористическая сила уносит ее в подземную глубину.
Она перевела взгляд на Ингу, потом снова — на бывшего мужа… В этой своей растерянности — огромные темные глазищи, очаровательно приоткрытый ротик, совсем не такой хищный, как обычно, — она была очень красива, ничуть не невзрачней великолепной Инги, равный ей противовес из мира темнооких героинь восточных сказок.
Многое бы отдал Брянов, чтобы запомнить такую Наталью, да и вовсе не отказался бы от того, чтобы она запомнила его — таким и в такой компании, но он неотрывно смотрел ей в глаза, пока она сама не отвернулась и не пропала внизу.
И тогда он тяжело вздохнул.
— Можно узнать, кто это? — как бы слегка оживилась Инга.
— Можно, — грустно улыбнулся ей Брянов. — Невероятное совпадение. Это моя бывшая жена.
Инга тоже грустно улыбнулась в ответ:
— Похоже, мы с вами друзья по всем несчастьям…
Наверху Брянов купил две сумки, побросал в них понемногу всяких вещей и решительно отдал одну сумку Инге, ничего ей не объясняя, иначе уже не смог бы оторвать ее от витрин.
Потом он поймал такси и скомандовал:
— В «Шереметьево-два». Быстрей!
Только теперь он с полным спокойствием посмотрел на часы: времени было достаточно, чтобы успеть на первый самолет, — только бы удалось перекомпостировать его собственный билет, выданный в Мадриде на имя Пауля Риттера.
Инга Пашкова догадалась, на каком она свете, лишь когда перед ней бесшумно разъехались прозрачные двери и Брянов легонько подтолкнул ее внутрь, в зал отлета.
— Саша, а мы куда? — вдруг опешила она.
Возможно, стало проходить действие транквилизатора, который «начальник отделения» ввел ей в вену в ту минуту, когда получил команду по телефону — в тот миг Брянов как раз входил в часовню.
Брянов ничего про транквилизатор не знал и полагал, что все дело в силе его убеждения.
— Как куда? — опешил и он. — На Канары.
Инга вся побелела:
— Как, сейчас?!
— Конечно! Какие проблемы?
Он потянул ее в сторону от дверей и от ее нового отчаянного вопроса похолодел:
— Зачем, Саша?
— Вылечиться раз и навсегда, — гипнотически мрачно проговорил он. — Чтоб от нас отстали все доктора. Я знаю, где лекарство.
Инга стояла столбом, точно впав в каталепсию.
Брянов чертыхнулся и силой усадил ее поблизости от окошка «Люфтганзы».
— Умоляю вас. Ждите меня и не двигайтесь. Не теряйте меня из вида. Иначе нам обоим конец! — прошептал он ей в ухо и побежал завершать все дела Пауля Риттера в России.
С компостированием билета проблем у гражданина Германии не оказалось. Он так обрадовался, что сразу вспомнил о лучшем лекарстве для перепуганной беглянки: купил плоскую бутылочку бренди и поспешил обратно.
Инга сидела там, где он ее оставил, в полуобморочном состоянии. Какой-то двухметровый финн или швед уже подсел к ней, навис и пытался развеселить.
Брянов решительно вклинился прямо между ними, лихо откинул трехтонного шведа-финна фугасным баварским ругательством, только что всплывшим в памяти, и, отвинтив крышку, поднес горлышко к носу красавицы.