Он спустился и пошел за ним следом.
Когда Сан Саныч развернулся в обратную сторону, то сразу увидел отца и, не вынимая рук из карманов куртки, улыбнулся ему очень по-взрослому. Он был в черной рокерской «косухе» со всякими железками и в черных джинсах. «Сойдет для конспирации», — подумал Брянов.
Когда-то, в нелучший год своей жизни, Брянов очень хотел забрать его к себе — они оба прекрасно бы ужились друг с другом, но… но в тылу у Натальи стояла «старая гвардия»: крепкая здоровьем мама, боевой полковник отец. А Брянов никаких необходимейших отроку дедушек и бабушек со своей стороны выставить уже не мог… Судьба. Хорошо, что Наталья не потеряла благоразумия, и за это Брянов до сих пор ее очень уважал… очень.
Они с сыном обменялись рукопожатиями.
— Ну что, бать, какие проблемы? — спросил сын хотя и по-деловому, но так участливо, что у Брянова потеплело в душе, и, когда они пошли по тропинке в глубь парка, он с наслаждением огляделся среди берез и посмотрел вверх, на уже начавшие золотиться облачка их крон.
Сан Саныч, не спросясь, вытянул у отца из-под мышки только что купленную им брошюру по модемной связи и стал ее листать на ходу.
— Ну, бать, это уже для серьезных спецов…
Взоры отцов и детей встретились, и Брянов осознал, что такого сына он не помнит. Он знал другого Сан Саныча, которому надо покупать сладкое, которого иногда надо шлепать по заду, вести за руку… Теперь наконец он встретил вполне или почти самостоятельного человека, которого пока что за эту куртку-«косуху» и за разные словечки не хотелось называть взрослым. Теперь Сан Саныч кое-что знал о жизни и сам мог, если надо, кое-кого перевести через кое-какие опасные места за, руку. Мир изменился…
И еще Брянов понял, что придется сказать правду — то, что он считал правдой. Если с ним, отцом, что-нибудь случится, сын имеет право знать: Сан Саныч оставался его последней крепкой связью с реальностью.
— Давай присядем. — Брянов неопределенно махнул в сторону скамейки и, когда они уселись, начал издалека: — В Столешниковом переулке, около книжного магазина, часто стоит один доходяга… бомж, наверно… и у него на груди такая обгрызенная табличка: «ПОМОГИТЕ ЖЕРТВЕ ПСИХОТРОННОЙ ВОЙНЫ». Видел его когда-нибудь?
— Не помню. Я там давно последний раз был.
— И не надо. Смотри на меня.
— Чего? — удивился Сан Саныч, как того и хотел Брянов.
— Я и есть настоящая жертва психотронной войны.
Сын смотрел на папу во все глаза, напряженно соображая, ухмыляться ему или нет.
— Как же тебя угораздило, бать? — спросил он наконец, по-взрослому решив, что для скептической ухмылки недостает информации.
— А как в «Бриллиантовой руке». Поскользнулся, упал, потерял сознание. Очнулся — гипс.
— Да? — Сан Саныч посмотрел в глубину березовой чащи. — Ну и где же твои бриллиантики?
— Здесь. — Брянов постучал пальцем по виску.
— Бать, это не «Бриллиантовая рука», — без тени усмешки, со знающим видом сказал Сан Саныч. — Это со Шварценеггером. Там, где ему чужую память в мозги вставляют.
У Брянова екнуло сердце: сынок попал в точку! Догадлив, весь в отца!
— Хорошо, — принял он. — Пусть будет Шварценеггер с бриллиантовыми мозгами. Вся загвоздка в том, что я на него не похож, верно?
И он рассказал сыну все, что знал на эту минуту и что предполагал…
Сан Саныч все выслушал, не дрогнув ни одним мускулом, ни разу испуганно не моргнув. Потом он стал сгребать ногами перед собой палую листву, сделал небольшую аккуратную кучку, придавил ее сверху своей кроссовкой сорок второго размера и, посмотрев на отца ясным взором, сказал:
— Ну, бать, это круто!
— Как оно, со стороны не заметно, что я свихнулся? — решил обезопасить себя Брянов.
— Я же сказал, бать, что не хочу считать себя сыном шизофреника, — наконец ухмыльнулся Сан Саныч. — Это ведь наследственное…
Брянов обнял сына за плечи, и так они посидели немного. Брянов не смущался, что у него сердце колотится от волнения и сын ощутит, как оно трепыхается у отца в груди.
И вот Сан Саныч огляделся по сторонам точно так же, как стал с недавних пор оглядываться его родитель.
— Бать, я тебе книжку принес, — сказал он шепотом отцу на ухо и достал из-за пазухи немецкую книгу по шахматам, пухленький томик в мягкой обложке.
Брянов полистал ее с видом большого знатока, хотя шахматы не мог терпеть с детства.