- Какие же подробности были получены из Парижа?
- Убийственные. Антуан Эстрейхер, бывший морской офицер, был исключен из списков флота за кражу. Позже был привлечен к суду в качестве соучастника по делу об убийстве, но за недостатком улик освобожден. В начале войны он дезертировал с фронта. Установлено, что он воспользовался именем и документами родственника, умершего несколько лет назад. Еще до запроса графа по полиции был дан приказ о его розыске под этим новым именем Максима Эстрейхера.
- Какая жалость! Такой бандит! Был в руках, и не сумели удержать.
- Мы его найдем.
- Найти-то найдем, да не было бы поздно.
Рауль прибавил ходу. Уже начало смеркаться, когда они доехали до Нанта, где должны были сделать остановку, чтобы запастись бензином.
- Еще час пути,- сказал Рауль.
Доротея потребовала от него подробного описания усадьбы, направления дорог, расположения лестниц и комнат в доме. В то же время расспрашивала об образе жизни и привычках его деда (ему, оказывается, 75 лет), даже о его собаке Голиафе (здоровый пес, страшный на вид, но безобидный и неспособный защитить своего хозяина).
С большого шоссе свернули на узенькую сельскую дорогу.
- Вот там,- показал Рауль.- В окнах свет.
Ворота были заперты. Рауль вышел из автомобиля и пытался их открыть. Послышался громкий собачий лай, заглушавший шум мотора.
- Ну, что же? - крикнула Доротея.- Почему вы не открываете?
- Знаете, тут что-то не ладно... Ворота заперты на задвижку и на замок с той стороны.
- Так не всегда бывает?
- Наоборот, так никогда не бывает. Это кто-нибудь чужой запер. И потом вы слышите, как лает Голиаф?
- Ну?
- Шагах в двухстах есть другие ворота.
- А если они тоже закрыты? Нет, надо что-нибудь сделать здесь.
Она села к рулю, подвинула машину вплотную к стене, на сиденье нагромоздила четыре кожаные подушки, стала на них и окликнула:
- Монфокон!
Капитан уже понял, что от него требуется. Быстро взобрался сначала на колени, потом на плечи Доротеи. Доротея подсадила его, он взобрался и уселся верхом на стене. Рауль бросил ему веревку, которой он подпоясался. За другой конец веревки взялась Доротея и спустила Монфокона по стене во двор. Едва коснувшись ногами земли, он шмыгнул к воротам, отодвинул задвижку, повернул торчавший в замке ключ.
Доротея дала Монфокону новое поручение:
- Обойди вокруг дома и, если увидишь где-нибудь стоящую лестницу, свали ее наземь.
На террасе они увидели Голиафа, царапавшегося в запертую дверь. Из-за двери глухо доносился шум борьбы и стоны.
Чтобы напугать тех, кто забрался в дом, Рауль выстрелил из револьвера в воздух, вынув ключ, отпер дверь. По лестнице они взбежали наверх.
В первой же комнате, слабо освещенной двумя свечами, на полу лежал ничком хрипло стонущий дед Рауля.
Рауль бросился к старику, опустился перед ним на колени, но Доротея, взяв одну из свечей, бросилась в соседнюю комнату.
Комната была пуста. В открытое окно был виден край приставленной к стене лестницы. Доротея подошла к окну и осторожно выглянула.
- Тут я, тетя Доротея,- послышался голос Монфокона.
- Ты видел кого-нибудь?
- Видел издали. Выскочили из этого окна.
- Ты разглядел - кто?
- Их было двое. Одного я не видал раньше, а другой... тот противный бородач.
Дед Рауля был жив. На шее у него темнели свежие кроваво-синие следы от пальцев, сдавливавших горло. Может быть, еще момент и бандиты успели бы довести до конца свое гнусное дело.
Скоро пришли с праздника слуги. Вызванный врач, осмотрев старого Давернуа, заявил, что нет никаких оснований опасаться за его жизнь. Но старик в течение целого дня не отвечал на вопросы, казалось, даже не слышал их, говорил несвязно и невнятно бормотал.
Глава седьмая
СРОК ПРИБЛИЖАЕТСЯ
Помещичий дом в Мануар-о-Бют когда-то был богатым барским замком. Имение стало приходить в упадок с тех пор, как хозяйничать в нем начал дед Рауля.
Старый барон в молодости был страстным охотником, блестящим дамским кавалером, неудержимым кутилой и убежденным бездельником. Главные черты своего бесшабашного характера он передал по наследству сыну, отцу Рауля.
- Когда я был демобилизован,- поверял Доротее свои дела Рауль,- я поселился здесь, надеясь, что мне удастся восстановить запущенное хозяйство. Но ни дед, ни отец не помогали мне в этом. Оба они твердили одно: "Рано или поздно мы будем богаты без всяких хлопот. К чему же стеснять себя?" В конце концов мы очутились в лапах ростовщика, который скупил наши векселя у кредиторов. И вот только сейчас я узнал, что во время моего пребывания в Роборэй дед заключил договор о залоге этому ростовщику всего имения. По договору тот имеет право через полтора месяца нас выселить.
Сам Рауль был человек мужественного и прямого характера и хотя не очень острого, но серьезного ума. В его манерах была заметна грубость деревенского жителя, но зато совсем не было фальши и принужденности горожанина. Доротея покорила его. Несмотря на присущую ему застенчивость, он не старался скрывать от Доротеи свои чувства. Он немедленно исполнял все, что она ему говорила.
По ее совету он подал властям заявление, в котором подробно сообщал о нападении на усадьбу. Попутно рассказал откровенно о том, что вместе с группой родственников рассчитывает в непродолжительном времени открыть спрятанные богатства и о том, какое значение для открытия клада имеет обладание золотой медалью. Не называя прямо настоящего имени Доротеи, он не скрыл своего отдаленного родства с ней и объяснил причины, заставившие ее приехать в Мануар.
Через три дня приехал Кентэн в компании Кастора и Поллукса. Фургон поставили посреди двора: Доротея, конечно, поселилась в нем, покинув удобные спальни дома, и началась счастливая беспечная жизнь пяти товарищей.
Что касается Доротеи, то она занималась наблюдениями и изысканиями, не спускала глаз со старого барона, который в сопровождении Голиафа бесцельно, нетвердой поступью бродил из конца в конец по двору. Взгляд его бессмысленно блуждал по сторонам, но Доротея упорно следила за ним, надеясь подхватить хоть какой-нибудь проблеск сознания или воспоминания о прошлом.
Несколько дней подряд она почти безвыходно провела на чердаке, где сохранилось несколько библиотечных шкафов и ящиков с книгами, брошюрами, письмами и деловыми папками, относящимися к прошлому веку. Она копалась в старых бумагах и тщательно изучала переписку старых Давернуа, доклады управляющих имениями, документы церковного архива.
Как-то раз они катались по озеру на лодке. Доротея, сидевшая на веслах, перестала грести, пустив лодку по течению.
- Приближается срок,- сказала она.
- Какой? - спросил Давернуа.
- Тот, на приближение которого указывает целый ряд обстоятельств. Помните, что говорил старый барон перед вашим отъездом в Роборэй? "Когда вернешься, я открою тебе важную вещь". Как жаль, что он потерял рассудок и не успел посвятить вас.
- По вашему, все-таки есть надежда, несмотря на то что медаль пропала? Мы искали ее везде, перерыли все вещи. Нигде ничего.
- Ваш дед знает разгадку... Его рассудок умер, но инстинкт, то, что называют подсознательным, живет. Не может не жить. Вы подумайте, ведь надежды, связанные с золотой медалью, зрели в течение нескольких поколений. Медаль спрятана в какое-нибудь очень потайное место. И, конечно, когда настанет определенный момент, барон чем-нибудь, нечаянным жестом, беспокойным взглядом выдаст нам, где она находится.
- А почему вы не допускаете, что Эстрейхер отнял у деда медаль?
- Этого не может быть. Иначе из-за чего была борьба между ним и старым бароном? Ваш дед сопротивлялся до конца, и только наше появление заставило Эстрейхера бежать.
- Ах, если бы только я поймал этого негодяя! Лодка бесшумно скользила по течению. Доротея очень