На площади уже было с десяток фургонов и карет. Наскоро устанавливались бараки, палатки, карусели, качели, игры.
Цирк Доротеи не делал никаких приготовлений. Сама она отправилась в мэрию для выполнения формальностей. Кентэн отпрягал лошадь, а оба молодых музыканта, переменив профессию, занялись приготовлением пищи.
К полудню на площадь стал стекаться народ из соседних деревень. Кентэн, Кастор и Поллукс отдыхали в тени фургона. Доротея после обеда опять ушла, прошлась к краю утеса, посмотрела на то место, где вчера лазил Кентэн, смешалась с толпой крестьян и бродила по парку.
- Ну? - спросил Кентэн, когда она вернулась.- Что же ты узнала?
- В течение долгого времени замок был необитаем. Последний представитель фамилии де Шаньи Роборэй, которому принадлежит замок,- граф Октав, мужчина лет сорока. Двенадцать лет тому назад он женился на какой-то страшно богатой женщине. После войны граф и графиня отремонтировали и подновили замок. Вчера вечером справлялось новоселье. Было много гостей. Сегодня устраивается праздник для народа.
- Ну а насчет самого имени Роборэй ты ничего не узнала?
- Ничего. Я так и не знаю, почему отец его упоминал.
- Так что мы уедем сейчас же после представления? - спросил Кентэн, жаждавший выбраться из опасного места.
- Не знаю... Увидим... Я заметила кое-какие странные вещи.
- Имеющие отношение к твоему отцу?
- Нет,- ответила она с некоторым колебанием.- Нет... никакого отношения... Однако я хочу уяснить их себе как следует... Когда в каком-нибудь месте темно, нельзя знать, что эта темнота скрывает. И я хотела бы пролить свет...
Она задумалась и после недолгого молчания заговорила, глядя прямо в глаза Кентэну:
- Слушай, ты веришь мне, правда? Ты знаешь, что я очень осторожна и очень благоразумна... Но ты также знаешь, что у меня хорошее чутье и хорошие глаза, которые видят то, чего не видят другие... И вот, я ясно чувствую, что мне надо тут задержаться.
- В связи с именем Роборэй?
- И в связи с этим, и по другим причинам. Мне, может быть, придется, смотря по обстоятельствам, принять решения... неожиданные... опасные...
- В чем дело, Доротея? Скажи.
- Ничего... Пока пустяки... Человек, который утром был там, в яме, сейчас здесь.
- Что ты говоришь? Он здесь? Ты его видела? Он с жандармами?
Доротея улыбнулась.
- Нет еще. Но это может потом случиться. Куда ты дел серьги?
- Я положил их на дно корзины, в картонную коробочку под сургучной печатью.
- Хорошо. Как только кончится представление, ты отнесешь их вон туда... Там между решеткой и каретным сараем есть густые кусты рододендронов... Положи туда.
- О том, что они пропали, уже известно?
- Еще нет... Судя по твоим словам, ты был в будуаре графини де Шаньи... Я толкалась около горничных графини, слышала их разговоры. О краже ни одного слова. Стой, стой. Посмотри, вон около тира несколько человек из замка. Та красивая блондинка, это не она?
- Она. Я сразу узнал ее.
- Прислуга из замка очень хорошо отзывается о ней. Говорят, добрая и доступная. Ее любят больше, чем мужа, кажется, не очень симпатичного.
- Их там трое. Кто из них муж?
- Самый полный, одетый в серое. Надутый и важный. А те двое какие-то дальние родственники. Тот, что повыше, с седоватой бородой и в роговых очках, живет г замке около месяца. Другой, помоложе, в бархатной охотничьей куртке и в гетрах, приехал вчера.
- Они смотрят на тебя, будто они тебя знают.
- Да. Я уже разговаривала с ними. Бородатый даже пытался ухаживать за мной.
Толпа собиралась около тира, чтобы посмотреть на владельца замка, который слыл искусным стрелком. Он выпустил двенадцать пуль, и все они попали в круг картонной мишени. Раздались аплодисменты. С ложной скромностью граф протестовал:
- Оставьте... Это неудачно... Ни одна не попала в самый центр.
- Нет навыка,- раздался голос около него.
Доротея проскользнула в первые ряды и произнесла эту фразу таким тоном знатока, что все присутствующие улыбнулись. Бородатый господин представил ее графу и графине:
- Доротея, директриса цирка.
Графиня поклонилась. Граф, покровительственно улыбаясь, спросил:
- Это вы в качестве директрисы цирка делаете оценку моей стрельбе?
- Нет, как любительница.
- Ах, вы тоже стреляете?
- При случае.
- В крупную цель?
- Нет, в мелкую, например, в монету на лету.
- Но, разумеется, пользуетесь только самым лучшим оружием?
- Напротив. Хороший стрелок должен уметь справиться со всяким оружием, какое только попадет под руку... Даже вот с таким, как эта допотопная штука...
Она взяла с прилавка старый револьвер, зарядила и прицелилась в тот же картонный круг. Первая пуля попала 3 самый центр. Вторая легла на полсантиметра ниже. Третья - тоже в центр.
Граф был поражен.
- Это изумительно! Что вы скажете, Эстрейхер? Бородач был в восторге:
- Неслыханно! Фантастично! Мадемуазель, вы можете сделать себе состояние...
Ничего не отвечая, Доротея выпустила еще три пули, а потом, отбросив револьвер, раздвинула столпившихся зрителей и громко объявила:
- Господа, имею честь сообщить вам, что представление в моем цирке начинается. Кроме стрельбы в цель, вам будут показаны таны, вольтижировка, акробатические игры, фейерверк, бой быков, гонка автомобилей, крушение поезда и много других номеров... Мы начинаем.
Для господ из замка были поставлены стулья, а вся остальная публика разместилась вокруг импровизированной арены, кто как хотел.
Представление начала Доротея. Меж двух невысоких столбов был натянут канат. На этом канате она то прыгала, то ложилась и качалась, словно в гамаке, то снова вскакивала, бегала взад и вперед и кланялась во все стороны. Потом спрыгнула на землю и стала танцевать.
В ее танцах не было ничего заученного, каждый жест, каждая поза казались непосредственными и возникшими лишь сейчас под влиянием внезапно нахлынувшего вдохновения. Это не был какой-нибудь определенный танец одного народа и одного настроения. Нет, тут были все характеры и все темпераменты. Вот танцует англичанка из лондонского dancing girl, а вот испанка с кастаньетами, она бурно кружилась в "русской" и мгновенно превращалась в женщину из бара, танцующую медленное и страстное танго.
Вместо аккомпанемента - глухой шум старого барабана под пальцами Кастора и Поллукса. Безмолвно, без криков одобрения смотрела восхищенная публика, очарованная прелестью и изменчивостью танца.
Доротея остановилась. Раздались аплодисменты, но она, быстро взобравшись на крышу фургона, повелительно крикнула:
- Тише! Капитан проснулся.
Позади козел была длинная, узкая корзина, вроде будки. Доротея приоткрыла крышку ее и позвала:
- Капитан Монфокон, вы еще не проснулись?.. Ну, отвечайте же, капитан, мы вас ждем!
Она совсем сняла крышку, и все увидели нечто вроде комфортабельной колыбели, в которой лежал полный краснощекий мальчуган лет семи-восьми. Она наклонилась над ним и нежно его поцеловала. Затем обратилась к Кентэну:
- Барон Сен-Кентэн! Мы продолжаем программу. Сейчас выход капитана Монфокона.
Капитан Монфокон был комиком труппы. Он был одет в форменный костюм американского солдата, длинный и широкий, с плеч взрослого человека; полы тужурки волочились по земле, а штаны были засучены до колен. Это было очень неудобно, и Монфокон не мог сделать и десяти шагов, чтобы не запутаться и не упасть, распластавшись во весь свой рост. Комизм и заключался в этих беспрерывных падениях и в том бесстрастном виде, с которым он каждый раз поднимался. Кентэн подал хлыст, хлеб с вареньем и подвел ему Кривую Ворону. Капитан, сунув хлеб в рот и вооружившись хлыстом, взял в руки повод от лошади, важно вывел ее на арену и пустил.
- Перемени ногу,- командовал он с набитым ртом.- Танцуй польку... Кругом... На задние ноги... Теперь испанским шагом... Хорошо... Молодец...
Пегая, кривоглазая кобыла, возведенная в достоинство цирковой лошади, добросовестно семенила по арене, ничуть не слушаясь приказаний капитана. Впрочем, и он, все время спотыкаясь, падая, поднимаясь и уплетая свой завтрак, тоже очень мало смущался неповиновением лошади. И эта стойкая невозмутимость и взаимная незаинтересованность лошади и карапуза были так забавны, что даже сама Доротея смеялась звонким смехом, повышавшим веселье зрителей.