— Я добьюсь, Кентэн. Клянусь тебе в этом. Я им рассказала еще не все из того, что мне удалось открыть. И есть одна вещь, которая заставит их пойти на уступки.
Доротея замолчала и стала смотреть в окно, за которым резвились Кастор и Поллукс. Выло слышно, как кто-то быстро пробежал по замку.
…Слуга выскочил из подъезда и открыл ворота. В них въехали три или четыре фургона, один из которых был «Цирк Доротеи».
Около фургонов толпилось десятка два людей.
— Жандармы… Там жандармы, — застонал Кентэн. — Они обыскивают барак тира.
— Эстрейхер с ними, — заметила девушка.
— Доротея, что ты наделала!
— Мне все равно, — отвечала Доротея, ни капли не волнуясь. — Эти люди владеют тайной, которая касается, должно быть, не только их, но и меня. Я хочу ее узнать. И все, что происходит, идет мне на пользу.
— Однако…
— Не распускай нюни, Кентэн. Сегодня решается моя судьба. Ударим-ка фокстрот.
Она схватила его за талию и заставила кружиться. Так, танцуя, вертясь и шумя, из салона они выбрались в просторный вестибюль. Но легкий обморок Кентэна остановил дальнейшее продвижение танцующих.
— Ну, что еще с тобой? — сердито спросила она, стараясь поднять Кентэна.
— Я боюсь… боюсь.
— Да чего же? Чего? Чего ты боишься?
— Серьги…
— Дурак! Раз ты их бросил в кусты…
— Я не…
— Что-о?
— Не бросил.
— Где же они?
— Не знаю. Я искал, как ты велела, в корзине, куда сам их положил, но их там не было… Картонная коробочка исчезла.
Лицо Доротеи сделалось серьезным.
— Почему же ты меня не предупредил? Я бы вела себя иначе.
— Я не смел. Не хотел тебя расстраивать.
— Ах, Кентэн, ты сделал страшную глупость. Больше ни одним словом не упрекнула она своего товарища и только задала вопрос:
— Что же ты думаешь, куда они делись?
— Я думаю, что я ошибся… что я положил их в другое место, но куда, не помню… Я перерыл весь фургон. А жандармы сумеют отыскать.
Дело принимало плохой оборот. Серьги в фургоне — бесспорная улика. И дальше — арест, тюрьма.
— Не выгораживай меня, Доротея, — говорил несчастный Кентэн. — Брось меня… Я дурак, преступник… Свали все на меня… Скажи им правду.
В этот момент на пороге вестибюля показался жандарм в сопровождении одного из слуг замка.
— Ни слова, — успела шепнуть Доротея. — Я запрещаю тебе произносить хоть одно слово.
Жандарм подошел.
— Мадемуазель Доротея?
— Да, это я. Что вам угодно?
— Идите за мной. Мы обязаны вас…
Но графиня, спускавшаяся с мужем и Раулем Давернуа по лестнице, прервала жандарма:
— Нет, нет, — закричала она, — я категорически протестую против того, чтобы этой барышне была причинена какая-нибудь неприятность.
Рауль Давернуа ее поддержал, но граф сказал:
— Мой друг, это простая формальность, законная мера, которую должен принять жандарм. Кража совершена? Власти должны произвести следствие и допросить всех лиц…
— Но не эту девушку, которая открыла кражу, рассказала о том, что затевается вокруг нас.
— Почему же все-таки не допросить и ее, как всех? Может быть, прав Эстрейхер, когда он сейчас высказал предположение, что серьги были взяты не из шкафа. Может быть, в самом деле, вы сегодня утром машинально надели их, они выпали из ушей и их поднял кто-нибудь.
Жандарму, кажется, надоело ждать окончания спора между графом и графиней. Но он не знал, что предпринять. Доротея вывела его из затруднения.
— Вы правы, граф. Моя роль должна вам показаться подозрительной. Нет никаких оснований к тому, чтобы сделать для меня исключение и освободить от допроса и обыска
Обращаясь к графине, она сказала.
— Не присутствуйте при обыске. Это довольно противная картина. Что касается меня, то по своей профессии странствующей актрисы я должна быть готова и к худшему. Зато я вас попрошу, почему — вы поймете после, быть при моем допросе.
— Обещаю вам это.
— Бригадир, я к вашим услугам.
Она вышла вместе со своими четырьмя компаньонами и жандармами. Кентэн еле волочил ноги, словно его вели на казнь. Капитан Монфокон, заложив руки в карманы и держа в кулаке веревку от коляски с игрушками, весело насвистывал песенку.
Подойдя к своему фургону, Доротея увидела Эстрейхера, разговаривающего со слугами и жандармом.
— Это вы, — сказала она с веселой и приветливой улыбкой, — направили следствие на нас?
— Да, я, — отвечал тот в таком же тоне, — но в ваших собственных интересах.