Послышались шаги. Вероятно, кто-то идет по мосту через пруд.
Враг приближается…
Но в то же самое время она услышала шорох на террасе, направо от себя. И почти тотчас же другой шорох, скрип других шагов — налево. У Эстрейхера не один, а два соучастника. Она окружена.
На ее часах-браслетке было без пяти минут четыре.
Глава 9. Лицом к лицу
«Если они набросятся на меня, — обдумывала Доротея свое положение, — и если в намерения Эстрейхера входит увести меня отсюда, я ничего не смогу сделать. Прежде чем явится помощь, меня отнесут в их подземелье, а оттуда уж не знаю куда».
Конечно, он так и поступит. Заберет и медаль и Доротею. Клад тогда сам дастся ему в руки.
Доротея вдруг поняла ошибку в своем плане: в нем все слишком точно распределено по секундам и не учтены случайности, могущие ускорить или замедлить ход событий.
Она встала со стула, вошла в дом и бросила диск под груду грязного белья в ванной комнате. Пусть пороются и поищут. Это хоть немного задержит. Когда она хотела вернуться на террасу и подошла к выходной двери, там уже стоял Эстрейхер. Под густой бородой и под темными очками он прятал ироническую улыбку.
В эту страшную минуту, стоя лицом к лицу с убийцей отца, Доротея пожалела первый раз в жизни, что не носила с собой револьвера, полагаясь всегда на свою находчивость и изворотливость. Будь у нее оружие, она, не задумываясь, размозжила бы негодяю голову.
Он, не дав Доротее двинуться с места, схватил ее за руку и повернул так, что затрещали кости.
— Отвечай сразу… Куда ты ее дела?
Боль была так мучительна, что Доротея и не подумала упорствовать. Она провела Эстрейхера к дверям в ванную и показала на кучу белья. Вытащив диск, он любовно и удовлетворенно взвесил его на руке.
— Вот это победа… Двадцать лет упорного труда увенчались успехом… И в придачу великолепная премия — ты, Доротея.
Он поднял Доротею, взвалил себе на плечи и понес.
— Это на тебя не похоже, Доротея. Что-то неладно. Сдалась без сопротивления. Видно, подстроены какие-то козни. Надо будет держать ухо востро.
Они вышли наружу. Эстрейхер отдал приказание двум мужчинам, стоявшим настороже у главного входа во двор. Одного из них Доротея узнала: он был с Эстрейхером у Жюльетты Азир.
— Следите внимательней за дорогой, друзья. Когда я свистну, бросайте все и мчитесь к холмам.
От костюма Эстрейхера несло сыростью и затхлостью подземелий. Доротея не знала, что противнее: этот запах или то, что Эстрейхер обнял ее за шею.
Они взошли на мост. Метрах в ста отсюда должен быть вход в пещеру. Эстрейхер уже вынул свисток, готовясь дать сигнал товарищам. Доротея, случайно увидев торчащий из кармана Эстрейхера диск, порывистым движением вытащила его и бросила с моста в воду. Диск упал в воду недалеко от берега.
— Дрянь! Мерзавка! — рассвирепел Эстрейхер, сбрасывая Доротею с плеч. — Лежи тут. Если двинешься, я проломлю тебе череп.
Не спуская глаз с Доротеи, бешено ругаясь, он сошел с моста и зашлепал в вязкой болотной грязи.
Доротея не собиралась бежать. Она вглядывалась в то место высокого забора, где должны показаться полицейские, слуги и Рауль. После назначенного срока прошло уже пять минут, а их еще не было. Она надеялась, что потерявший хладнокровие Эстрейхер сделает какую-нибудь ошибку. Он же словно разгадал ее мысли.
— Понимаю, понимаю. Ты хочешь выиграть время. А потом? Ты думаешь, я тебя выпущу из рук! Ни в каком случае, моя милая. Не такому простофиле, как твой Рауль, тягаться со мной. Не жди лучше своего дружка. Он не обрадуется, когда придет: моим людям сказано, что делать. Дубиной по голове, и дело в шляпе.
Он пошарил в иле и, найдя диск, поднял его и показал Доротее.
— Вот, моя дорогая. Решительно, счастье отвернулось от тебя и перешло ко мне. Твоя карта бита. Ну-с, в путь-дорогу, милая кузина.
А ее друзья все не являлись. Когда Эстрейхер приблизился к ней, она встрепенулась и сделала жест отвращения. Эстрейхер только усмехнулся, ибо всякое сопротивление было бессмысленно. Он опять взвалил ее себе на плечи.
— Простись со своим возлюбленным, Доротея. Кричи: «Прощай, Рауль».
Он перешел мост, поднялся на холм и вошел в кустарники. Кончено! Доротея проиграла сражение.
— Ты не можешь себе представить, — нашептывал Эстрейхер, и в его словах слышалось и издевательство, и ласка, — ты не можешь себе представить, как приятно держать тебя, всю трепещущую, в своих руках, как приятно касаться твоего тела и нести тебя, зная, что неизбежного не избежать… Но что с тобой? Ты плачешь? Брось, моя милая. К чему? Рано или поздно ты все равно замерла бы от ласк на груди твоего Рауля… Я тебе не так приятен, как он? Из-за этого не стоит огорчаться… Перестань же, — он начал раздражаться. — Перестань, тебе говорят!