При свете фонарей за дверью можно было видеть довольно большую комнату без окон, со сводчатым потолком. На голых стенах ни орнамента, ни рисунка, ни украшения. Никакой мебели. И только в глубине налево за занавесью, грубо приколоченной к балке под потолком, был отгорожен угол. Там должен был лежать маркиз Богреваль.
Пятеро мужчин и Доротея стояли молча, не двигаясь. Побледневший Деларю был близок к обмороку.
Доротея не могла оторвать взгляда от занавеси. Итак, события не закончились ни встречей наследников, ни чтением послания маркиза. Они развивались дальше, перешли в старую, давно всеми покинутую башню и будут разыгрываться здесь, где две сотни лет не звучал человеческий голос. Два века назад маркиз принял напиток, который его или усыпил… или убил. Что на кровати: груда мертвых костей или живой человек?
Доротея смотрела вопросительно на своих кавалеров, как будто спрашивая:
— Из вас кто-нибудь решится идти первым? Они молчали. Никто из них не шевельнулся.
Тогда Доротея сделала шаг вперед. Робко протянула дрожащую руку. Схватила край занавеси и медленно приподняла. Молодые люди подошли ближе и направили свет своих фонарей.
За занавесью была кровать. На ней лежал человек.
Эта картина была так удивительна, что Доротея едва удержалась на ногах и выпустила занавесь из рук.
Тогда Арчибальд Вебстер выступил вперед, подхватил падавшие края занавеси.
Человеку, лежавшему в кровати, можно было бы дать лет шестьдесят, но странная бледность и совершенная бесцветность кожи без единой кровинки создавали впечатление, не вяжущееся ни с каким возрастом. Череп совершенно голый. Заострившийся нос. Глубоко ввалившиеся глазные впадины. На огромном лбу, на скулах и на подбородке кости, обтянутые кожей.
На левой руке только четыре пальца, вместо пятого глубокая борозда до середины ладони.
Обветшавший от времени, наполовину съеденный молью костюм — черный суконный кафтан, зеленый шелковый жилет и короткие брюки. На ногах ни чулок, ни башмаков.
— Он мертв, — тихо произнес кто-то из мужчин. Чтобы удостовериться в этом, надо было нагнуться и приложить ухо к груди, где должно биться сердце. Но лежавшее подобие человека производило такое впечатление, что можно было опасаться, как бы оно не рассыпалось от самого легкого прикосновения.
Кроме того, разве можно сомневаться в смерти мертвеца?
Деларю шепотом умолял Доротею:
— Уйдем отсюда… уйдем. Это нас не касается. Джорджу Эррингтону пришла удачная мысль. Он вынул из кармана маленькое зеркальце и поднес его к губам лежавшего на кровати. Прошла целая минута, долгая, томительная и страшная. И вдруг… Зеркальце чуть-чуть помутнело.
— Он жив!.. Он жив!
Нотариус не мог больше держаться на ногах, присел на край постели и бормотал:
— Сатанинское дело… Уйдем…
Все переглянулись. Этот мертвец жив! Но ведь он же мертвец! Конечно, мертвец. Однако, ведь мертвые не дышат, а он дышит.
— Смотрите, смотрите, — сказала Доротея. — Его грудь поднимается и опускается… да, едва-едва заметно…
Кто-то возразил:
— Невероятно… Как же объяснить подобное явление?
— Я не знаю… не знаю. Может быть, это вид летаргии… Гипнотический сон… Значит, надо действовать.
— Как действовать?
— Как указано в завещании. Наш долг исполнить указания слепо и не рассуждая.
— Что же делать?
— Постараемся разбудить его с помощью эликсира, о котором говорится в завещании.
— Вот он, — сказал Марко Дарио, взял со стула сверток, развернул его и вынул маленький флакончик старинной формы с длинным горлышком.
— У кого есть нож? — спросила Доротея. — Спасибо, Вебстер. Откройте лезвие и всуньте кончик ему между зубами, как сказано в завещании.
У постели спящего началось то движение, которое бывает у постели больного с той только разницей, что никто толком не отдавал себе отчета в своих действиях.
О край скамейки Доротея отбила горлышко флакончика. Вебстер с большим трудом исполнил данное ему поручение. Губы были крепко сжаты, а зубы, черные и в большинстве испорченные, так плотно сомкнуты, что кончик ножа не мог пробить себе дороги. Наконец удалось: зубы разомкнулись.
— Довольно! — скомандовала Доротея.
Она склонилась над спящим, держа в правой руке флакон с эликсиром. Приставила флакон к губам и медленно опрокинула. Сначала упало несколько капель жидкости, по цвету и запаху напоминающей зеленый шартрез, а потом в рот потекла тонкая струйка. Так до тех пор, пока флакон не был опорожнен.
— Конец, — сказала Доротея, поднимаясь.