Доротея задумалась. Не потому, что ее сразил аргумент нотариуса, а потому, что он навел ее на новые мысли и выводы.
— Вы правы, — сказала она. — Такой человек неспособен себя изуродовать. Следовательно есть другой, который это сделал.
— Другой человек отрубил ему палец? Сообщник?
— Не только сообщник. Начальник, глава, предводитель. Старик кажется слишком глупым, чтобы додуматься до такой хитрой штуки. Он только орудие. Из-за худобы и болезненности другой выбрал его для исполнения роли маркиза, а сам лишь управляет им, как марионеткой… И этот другой страшен… Если меня не обманывает предчувствие, это Эстрейхер. Правда, он сам в тюрьме, но его сообщники продолжают начатое им дело. Да, да, несомненно Эстрейхер. Это его рука. Нам надо быть осторожней и приготовиться.
— Приготовиться? К чему приготовиться? Что нам может угрожать? Я, пожалуй, согласен с вами, что это не маркиз, а самозванец. Обойдемся без него. Я передам вам конверт с припиской. И кончено. Я могу считать свои обязанности нотариуса исполненными.
— Не в том дело, — возразила Доротея, — исполнили вы или не исполнили своих обязанностей, а в том, что нам надо подумать, как избежать опасности. Опасность есть, я чувствую ее ясно и только не могу сообразить, откуда она идет. Но она где-то тут, совсем близко.
— Это ужасно, — простонал нотариус. — Как же защищаться? Что делать?
Беседа происходила в самом отдаленном от кровати углу комнаты около маленького окошечка. Карманные фонарики были потушены, окно же вообще давало мало света, а сейчас его закрывали столпившиеся, так что занавешенный угол кровати был погружен в полный мрак. До сих пор все собеседники, кроме низкорослого нотариуса, стояли к кровати спиной и не видали, что на ней творилось. Когда нотариус задал свой вопрос «что делать?», Доротея повернулась в сторону кровати и, указывая на старика, сказала:
— Спросим его. Само собой разумеется, что он не один пришел сюда. Его выпустили на сцену, но за кулисами ждут конца комедии. Следят за ним и за нами. Спросим его, какие инструкции он имеет на случай неудачи.
— Он не скажет.
— Скажет… Он в наших руках, и ему выгоднее быть откровенным, чтобы не очень жестоко поплатиться.
Последнюю фразу Доротея нарочно произнесла громко, чтобы ее слышал старик. Но он продолжал оставаться неподвижным. Только поза его казалась неестественной: он так низко опустил голову и так согнулся, что вот-вот мог упасть.
— Эррингтон… Вебстер… осветите его. Зажгли фонари…
Напряженное и жуткое молчание.
— Ах! — вскрикнула Доротея, в ужасе пятясь назад. Рот старика конвульсивно дергался, а голова и туловище медленно, но непрестанно склонялись вниз. В правом плече около шеи торчала черная рукоятка кинжала. Из раны ручьем текла кровь. Ниже и ниже склонялась голова, и наконец старик упал, глухо ударяясь о каменные плиты пола.
Глава 14. Четвертая медаль
Как ни страшна была эта картина, она не вызвала ни криков, ни беспорядка. Не ужас сковал движения и сжал горло, а недоумение, удивление, загадочность. Кто сделал это? Сюда никто не входил… И загадка воскрешения маркиза превращалась в загадку убийства самозванца.
Первой пришла в себя Доротея.
— Эррингтон, — распорядилась она, — взгляните, нет ли кого на лестнице. Дарио, осмотрите все стены. Вебстер и Куробелев, исследуйте кровать и занавесь.
Сама она нагнулась и, вынув из раны кинжал, осмотрела жертву. Бездыханный труп.
Эррингтон никого не нашел на лестнице, а остальные нигде в комнате не обнаружили ничего подозрительного.
— Что ж теперь? — жалобно и беспомощно шептал нотариус, сидя на скамейке, потому что его ноги опять забастовали и отказывались служить. — Что ж теперь?
Он уверовал теперь в Доротею, предсказывающую несчастье, и ждал от нее защиты и распоряжений. Сама Доротея испытывала ощущение, что истина бродит где-то около, но что она никак не может ее схватить и оформить. Как она допустила такую глупость, чтобы угол с кроватью в течение нескольких минут оставался в темноте и без присмотра? Он этим воспользовался. Он? Кто он?..
— Что же теперь? — не переставая твердил нотариус, как в бреду.
— Постойте, господин Деларю. Сейчас сообразим… Прежде всего практическая сторона дела. Есть смерть, есть преступление. Нужно ли уведомить власти немедленно или отложить это на день-два?
— Отложить? Нет, нет. Такие вещи откладывать нельзя.
— Ведь вы же не пойдете в Перьяк?
— Почему?
— Потому что банда, осмелившаяся на наших глазах разделаться со своим сообщником, не постесняется перехватить вас по дороге.