— Это мы увидим.
И трое молодых людей понеслись в погоню. Она хотела присоединиться к ним, но за ее юбку уцепился Монфокон.
— Доротея! Доротея, не уходи… Я боюсь.
Увидев милого капитана, она больше уже ни о чем не думала и, присев, взяла его себе па колени и начала утешать:
— Не плачь, бедный мой капитан… Все уже кончилось… Этот гадкий человек больше не придет. А ты сказал спасибо Кентэну, Кастору и Поллуксу? Где бы мы теперь были, дорогой мой, без них?
Она нежно поцеловала всех трех мальчиков. Кентэну такая награда давалась впервые.
— Да. Что бы теперь с нами было? А каков фокус с ружьем, Кентэн? Ведь ты прямо талант, дружище!.. Дай я тебя еще раз поцелую. Каким образом вы до нас добрались? Я заметила, что ты по пути бросал камни, ветки. Почему вы пошли по берегу, а не прямо на полуостров?
Кентэн, гордый похвалами и растроганный поцелуями, отвечал:
— Видишь ли, мы там на берегу нашли маленькую лодчонку и спустили ее в воду. Хоть и трудно было грести, но мы все-таки кое-как, часа через полтора, доплыли и высадились недалеко отсюда. Сначала не знали, куда идти, но потом случайно Кастор услыхал чей-то голос. А когда я узнал голос Эстрейхера, все стало ясно.
— Ах, дети мои! Милые мои дети!
Новый поток поцелуев полился направо и налево.
Вдруг Доротея спохватилась:
— Что же это мы забыли о Деларю?
Нотариус лежал за высокой травой, и поэтому Кастор и Поллукс, развязывающие других, его не заметили.
— Кентэн, разрежь веревки. Господи боже, он в обмороке… Господин Деларю, придите в себя… Очнитесь же, а то я уйду.
— Бросите меня? — сразу очнулся нотариус, услышав такую угрозу. — Вы не имеете права… Враги…
— Враги убежали, господин Деларю.
— Они могут вернуться… Ой, какие это ужасные люди! Осел сбросил женя на землю у самых развалин, а я взобрался на дерево и решил оттуда не слезать. Но они стал* в меня стрелять и сбили шляпу с головы.
— Вас самого пуля не зацепила?
— Нет, но внутри что-то болит. Должно быть, я контужен.
— Ну, это пустяки. Завтра вы будете совершенно здоровы, все пройдет. Кентэн и Монфокон, займитесь господином Деларю.
Беспорядочная экспедиция, предпринятая иностранцами, сильно беспокоила Доротею, и она решила пойти вслед за ними. К счастью, они не ушли далеко. Запутавшись в лабиринте тропинок и скал, они все кружились около одного и того же места и никак не могли отыскать, где пристала лодка Эстрейхера.
Доротея с присущим ей чутьем ориентировалась лучше. Из массы мелких, извилистых тропинок она выбрала одну и по ней повела за собой всю компанию. Тропинка вдруг круто повернула направо и уперлась в голую отвесную скалу, на которой были выдолблены ступеньки. Дарио, самый проворный из всех, вскарабкавшись первым наверх, закричал:
— Я их вижу. Они на берегу… Не разберу, какого черта они там делают.
К нему присоединился Вебстер, держа револьвер наготове.
— Да, и я их вижу. Идите вон туда. Мы там будем совсем около них.
И Вебстер указал на площадку скалистого мыса, возвышавшегося метров на 40 над плоским песчаным берегом. Два громадных утеса образовывали что-то вроде дверей, через которые виден был голубой океан.
— Стойте! Нагнитесь! — скомандовала Доротея и сама склонилась к земле.
Впереди, на расстоянии метров полутораста, на борту большой моторной рыбацкой барки виднелась группа в шесть человек, среди которых особенно выделялась резко жестикулирующая женщина. Они уже заметили Доротею с друзьями, и один из них, быстро повернувшись, выстрелил. Эррингтона засыпало осколками гранита.
— Ни с места! — крикнул стрелявший. — Или я опять буду стрелять!
Доротея остановила своих спутников.
— Куда вы бежите? Ну добежите до края, а дальше что? Там обрыв. Не будете же вы очертя голову прыгать вниз?
— Вернемся по тропинке назад и обойдем скалу, — предложил Дарио.
— Я запрещаю вам двигаться с места. Это безумие. Вебстер возмутился:
— Я с револьвером.
— А они с ружьями. Все равно мы пришли поздно. Драма кончается без нашего участия.
— Какая драма?
— Смотрите.
Доротея действительно сразу схватила трагический смысл происходящего: они явились невольными свидетелями жуткой драмы, в ход которой не могли вмешаться.
На борту барки над неподвижно лежавшим связанным телом наклонились женщина и пять мужских фигур. Женщина, издалека казавшаяся отвратительной мегерой, набрасывалась на связанного, грозила кулаками, осыпала бранью, обрывки которой долетали и до ушей молодых людей: