*
Стоял в толпе и один парень, ничем вроде не примечательный. Только глаза были грустные-грустные… И серые, чуть в синеву, среди других темноглазых - особенные. Парень подошел, когда Фокусник колдовал с картами, но издалека плохо было видно, и он помаленьку стал подвигаться по кругу вбок, на каждом шаге будто ныряя. И похоже, ему надо было не только все увидеть - слишком упорно пробирался он сквозь толпу. Когда вышла краля с собачками, он уж добрался до самой коновязи, где размыкался круг зрителей. Тут стало понятно, почему он так странно шел, припадая - одна нога у него была согнута дугой. Парень пристроился с краю поудобней, достал из холщовой заплечной сумки тонкую дощечку, кусок грубой бумаги, и почти под мордой у лошади стал быстро чиркать заточенным угольком, часто взглядывая исподлобья на циркачей… Но глаза уже не были грустными, даже повеселели, особенно когда он смотрел на забавных собачек и мальчика с дудочкой. А вот тех двоих, что колесом крутились, он и не пытался зарисовывать - так быстро они мелькали, не уследишь! Просто смотрел, дивясь их необычайной ловкости. Зато силача Жанно с гирями можно было не спеша изобразить во всех видах.
А потом один из кудрявых звонко ударил в бубен - словно пригоршня серебряных монет раскатилась. Второй загудел и засвистал на губной гармонике. И на канат вспорхнула несказанной красоты девушка. Сердце у Габриэля оборвалось и затрепетало где-то глубоко… Он замер, прижав руки к груди, и весь превратился в одни глаза! Так и смотрел на нее с оборвавшимся сердцем, умирая от счастья… Надобно сказать, что кроме своей сестры, Габриэль ни одной девушки близко не видел. Разве что неприглядную соседскую дочь да чей-нибудь затылок в церкви. И вдруг Мариэлла! Ножки точеные у самых его глаз… Когда она подбежала к лошади, их взгляды неожиданно столкнулись, и Габриэля бросило в жар… Он опомнился и торопливо замелькал угольком по бумаге. А девушка плавно скользила по канату на самых кончиках пальцев - словно по воде лебедушка! - и он успел до мельчайших черточек зарисовать ее. Вдруг она вскинула ногу - чуть не затылка коснулась, и тут же опустилась на одно колено, вытянув другую ногу вдоль каната и отклонилась назад, трепеща веером. Все забыли дышать… Ни аха, ни звука - во все глаза глядели! А Мариэлла резво вскочила и пошла, весело постукивая одной ножкой о другую при каждом шаге. Быстрым прыжком повернулась и на ощупь, мелко-мелко засеменила назад, взмахивая веером и безмятежно улыбаясь…
В неземном блаженстве Габриэль не отводил взгляда от изумительной плясуньи… Может, Фокусник выкрал девочку в каком-нибудь городе, да еще у знатных родителей? Нет, глупости… Как простому трюкачу попасть в богатый дом, где на каждом шагу слуги, мамки и няньки? Какой только ерунды не приходит ему в голову… Но удивительно тонкое и нежное у Мариэллы лицо, и волосы необычайно светлые… Откуда в их краях такое диво? Хотя глаза у нее карие, но совсем не темные, а на солнце даже золотистые… Будь она бойкая, черноволосая и жгла вокруг глазами, он бы и не думал на нее любоваться. Не от всегдашнего смущения, а просто душа к таким не лежала. А Мариэлла - поистине небесное создание… Юбчонка едва колени ей прикрывает, а мыслей дурных не появляется. У другой - стыдоба да и только, а от нее глаз не отвести - чистая красота!
В конце ее выступления Жанно опустился на одно колено и взялся рукой за канат. Бубен рассыпал последнее серебро, гармоника пустила высокую трель… Мариэлла одним легким прыжком обернулась к Жанно и по руке взбежала ему на плечо. Сияя улыбкой, она посылала на все стороны зрителям воздушные поцелуи. Что тут с народом сделалось - не передать словами! Толпа неистово вопила и так рукоплескала, отбивая ладони, будто со всех домов в округе с грохотом посыпалась черепица! А в довершении восторга, Мариэлла раскинула руки, и прямо с неба к ней слетели три белых голубя. Все разом стихло, точно по волшебству… И правда, многим этот нехитрый фокус казался чудом. Потом уж спохватывались, что здесь и собачки ученые, и птицы. А в первый момент зрители повсюду застывали, как завороженные. И Габриэль тоже замер благоговейно…
Потом снова вышла краля с мальчиком и собачками. Габриэль понял, что представление еще продолжится, а у него совсем закончилась бумага, да и та дрянная… Вот если бы купить хорошей у рыночного писца, чтобы нарисовать Мариэллу! И Габриэль торопливо захромал к тому месту, где обычно сидел человек, писавший на заказ письма и прошения. Вот он! Писец сидел на низкой скамеечке, а столом ему служил табурет. От нечего делать он лениво очинивал перо… Габриэль бросился к нему, как утопающий:” Будь добр, продай мне пару листов бумаги! А писать ничего не надо.” Писец окинул его хитрым взглядом… Глаза у парня полыхают, руки дрожат - видать, позарез нужно. Назвал свою цену, да с лихвой. Габриэль отступил на шаг: “Нет у меня столько денег…” - но тут же отчаянно зашептал ему - “Вот посмотри, я циркачей там рисую.. Может, тебе тоже нарисовать? Уступи один лист, а я потом принесу!” Писец кивнул - ладно бери, да смотри, без обману! Габриэль побожился, и как на крыльях, своей утиной походкой радостно заковылял обратно.
Когда он вернулся, Жанно перекидывал гири, и не тратя хорошую бумагу, Габриэль лишь немного поправил прежний рисунок. Тут к нему сбоку прижался какой-то человек, с любопытством глянул, подышал в ухо и спросил - а его он может нарисовать? И дорого ли возьмет? Габриэль так растерялся от неожиданности, что чуть не согласился и без платы… Но тут же спохватился и ответил - два листа бумаги или их цену. Человек достал деньги и принял важную позу, Габриэль начал рисовать. Провел углем несколько линий - и появились кустистые брови, орлиный нос и оттопыренная губа. Заказчик вышел очень осанисто, и ушел довольный. Не успел закончить одного, как за ним уже толкался следующий, и еще кто-то выглядывал… Габриэль сказал, что бумаги у него больше нет, а кто хочет быть нарисованным - пускай сам приносит. Но тут снова выпорхнула Мариэлла, и Габриэль позабыв все на свете, упоенно рисовал только ее… Вот когда понадобились те хорошие листы!
Обходя круг с картами, Фокусник все косился в сторону коновязи, где около какого-то парня уже собралась небольшая кучка людей, и все тянули головы, заглядывая ему под руку. Поравнявшись с ними, весело полюбопытствовал - чем он так завлек зрителей, что и про его фокусы позабыли? Габриэль, смутившись, показал начатый рисунок - перед ним как раз стоял вертлявый парень, изображая гордый вид на лице. Фокусник посмотрел и одобрительно засмеялся - очень похож! А Мариэллу ты, конечно, уже нарисовал - покажешь? Залюбовался на рисунок, поцокал языком, очень похвалил! Сощурился на Габриэля, что-то подумал про себя, потерев щеку… “Послушай, ты не уходи сразу. Кликни меня - поговорить надо!” И уже отходя, обернулся к нему: “А как звать тебя?”. “Габриэль”.
*
В городе его называли Хромой Габриэль, а чаще просто Хромой без имени, или Колченогий. И все понимали, о ком речь - больно уж приметное было увечье. Однажды, еще по глупому малолетству, он выбежал со двора и на улице стал разглядывать тележку водовоза, ненадолго оставленную хозяином. Многим ведь мальчишкам это любопытно. Да еще сунулся что-то вблизи потрогать. А лошадь в это время возьми и переступи… Нога у него под колесо и попала. От боли Габриэль так закричал, что сбежалось пол-улицы, он сознания лишился, и долго еще потом снился ему тот ужас… Так на всю жизнь Габриэль калекой сделался. Колено совсем не сгибалось, а нога вывернулась дугой вбок, и ходил он, сильно припадая на одну сторону. Матушка по сей день винила себя, что не уследила тогда за ним. Вообще родители до сих пор относились к нему, как к неразумному дитяте, считали ни от мира сего. И похоже, Габриэлю до седых волос их не разубедить… Конечно, было в нем ребячество, но не от глупости, а от всяких затей, приходивших в голову. Смастерил матушке полочки с резными цветами, но это позже. А еще мальчонкой придумал для сестренки куклу. Вырезал из дерева, собрал ручки-ножки, нарисовал лицо и приклеил волосы из пакли - красиво получилось. А как-то раз для щенка сделал упряжь, как у лошади, приладил маленькую корзинку, и щенок возил в ней по двору сестрину куклу.