Он прилег, не раздеваясь, но не сомкнул глаз. Почти до света метался, как в лихорадке… А когда чуть забрезжило, он осторожно, стараясь не стукнуть засовом, отпер дверь и вышел. Благополучно добрался до постоялого двора и присел около знакомой повозки. Внутри было тихо, все еще спали. Скоро взошло солнце, и они тронулись в путь…
*
Вот уже год, как Габриэль колесил по свету с циркачами. Как и остерегал его Фокусник - всякое в пути случалось… В одном городе властвовал очень строгий епископ, и им велели убираться подобру-поздорову. Было и такое, что пришлось унесить ноги от грабителей. На счастье, в повозке было припрятано два пистолета: один надежный, проверенный, а второй так… пугач огородный, но вида внушительного - и лихие люди их не тронули. А в общем, жили они весело, не скучали.
Фокусник ничего Габриэлю не указывал, как расписывать повозку, а сказал - делай по своей мысли. В ближайшем городе сторговался с церковными мастерами, и Габриэль на страх и риск выбрал краски и все, что требуется. С наслаждением растирал их в пальцах, вдыхал почти забытый запах… И он не оплошал - повозка удалась на славу! Мариэлла невесомо порхала по канату с ангельской улыбкой, и остальные трюкачи вышли - как живые. Фокусник был очень доволен, и всем Габриэль пришелся по сердцу. Розали по-сестрински опекала его, двое кудрявых всячески помогали, когда он рисовал. Одного звали Бланше, другого - Нико. Они все время подтрунивали друг над другом и задирались, как щенята, но часу не могли пробыть врозь. А Мариэллу все называли по-домашнему просто Мари, и Габриэлю тоже разрешили, и так было трогательно произносить ее имя…
Они в несколько дней подружились, Мари принялась учить его грамоте, а Габриэль в благодарность рассказывал ей разные истории, когда-то слышанные от бабушки, и что помнил из Священного писания. Мари не была набожна, как все они, и многие из библейских рассказов и притч были ей внове. Она бережно хранила молитвенник матери в память о ней, но почти не раскрывала, зато Габриэля слушала с удовольствием. А он все мечтал подарить ей серебряное колечко, даже утаил немного денег, но не смел. Разве можно… будто своей суженой? Да кто он перед ней? Убогий калека… Мари была очень ласкова, жалела его по доброте, но и только… Никогда в жизни не был он так счастлив, как возле нее. И давно с такой болью не саднило в душе. Не прежней тупой тоской, а острой иглой под сердце…
*
После ужина они с Фокусником сидели на постоялом дворе около повозки. Фокусник покуривал трубку, а Габриэль рядом, просто так… к табаку он еще не пристрастился. Все давно улеглись спать, а они тихо разговаривали, поглядывая на звездное небо… Фокусник обычно спрашивал им две комнаты, одну - Мари и Розали, вторую - себе и Лукки. Для уважения от хозяина - чтоб не считал их за табор, и чтобы красавицы были под приглядом. А мужчины ночевали в повозке. Фокусник старался себя не ронять, и никогда не показывал фокусов просто для потехи постояльцев, только если развязанные тугие кошельки опережали просьбу.
Сейчас он досказывал очередную байку из их кочевой жизни. Габриэль любил его послушать - чего только занятного и поучительного не узнаешь! Летняя ночь была теплая, бархатная… Не ночь, а благодать… Неумолчно звенели цикады, изредка фыркали под навесом лошади, высоко среди ветвей перелетала, посвистывая, ночная птица. Фокусник взглянул на повозку, где порхала нарисованная Мари, обнял Габриэля, потрепал отечески: “Эх, тебе бы не с нами ездить, а поступить в подмастерье к хорошему художнику! А потом найти в большом городе стоящую работу.” Габриэль уронил руки на колени, уткнулся в них лицом и обреченно вздохнул. Фокусник утешительно погладил его по голове - допекли парня… И не сдержав слез, Габриэль стал мучительно вспоминать, как его прогнал от себя художник… из-за увечья прогнал. Возразить ему было нечего, но как же больно слышать! Какое выпало несказанное счастье, когда он принял его в ученики, и чем все закончилось… А он твердо уверен, что смог бы стать хорошим мастером. Фокусник молча вздыхал над горестной историей… В жизни никто с такой отзывчивостью Габриэля не слушал. Именно так, как просила истосковавшаяся душа… Отец сходу оборвал начатый разговор, а матушка начинала жалеть, не вникая. Где ей, с вечными горшками да сковородками, понять его маету… И вздохнув, он шел принести ей дров или брался за веник. А Фокусник, чувствуется, искренне хотел бы ему помочь. “Никто своей судьбы не ведает, а другие - и подавно. Но стезю, ему назначенную, человек сердцем угадывает. И ты погоди отчаиваться, мы что-нибудь придумаем… Может еще выпадет тебе удача, не пропадать же с таким умением!” Габриэль не спорил и молча кивал согласно… А про себя знал, что никуда вовеки не уйдет. Что одной лишь отрадой дышит, и одна у него стезя - быть рядом с Мари и всей душой служить ей, сколько сил хватит, и пока с другим она не пойдет под венец… Но таких слов он и под пыткой не произнес бы вслух.
Фокуснику тоже захотелось поговорить по душам: “И я ведь когда-то сбежал… Мало того, увез с собой девушку - будущую мать Мари. Элиза была дочерью хозяина цирка, а я в тех краях странствовал в молодости, всегда мне было скучно на одном месте. Увидел их представление и решил в лепешку разбиться, чтоб в этом цирке работать. Главное, увидел прекрасную девушку, которая танцевала на канате - чудесно танцевала! Влюбился в нее, как и представить себе не мог, хоть был уж не мальчик и разные встречал в жизни искушения. Хозяин велел показать - что я умею, и позволил участвовать в нескольких представлениях, а там видно будет. Но почти сразу меня не взлюбил, заревновал ко мне свою дочь. Кто я такой? Перекати поле, без гроша за душой… А с Элизой мы лишь взглядами обменялись, и все было навеки решено! Вскоре ее отец мне отказал в работе, тем более, что у них в цирке уже был свой кудесник. Она робко заикнулась, прося за меня, но он стал метать такие громы и молнии, что о согласии нечего было и думать. Одним словом - выгнал взашей… А она осмелилась бежать со мной, горько плакала и говорила, что не переживет нашей разлуки. Я тоже полюбил ее без памяти и взял грех на душу, увез девушку от отца. Он нас обоих вслед проклял. По его злобе потом и вышло…
Сначала все было хорошо, мы обвенчались в маленьком городке и жили очень счастливо. Я работал, как одержимый для своей Элизы, старался подкопить на будущее. Она ведь ушла - в чем была, только немного карманных денег на булавки. Это одному ничего не нужно, а ради жены горы пытался свернуть… Однажды в праздники, когда повсюду веселье и по улицам гуляют ряженые, я счастливым случаем попал в вельможный дом, где было много гостей. И до того всем понравились мои фокусы, что разгулявшийся хозяин очень щедро меня наградил, прямо сказать - сверх меры. Я смог купить лошадь с повозкой и сговорил ехать с нами Розали и Жанно. А вскоре родилась наша дочурка Мари, вся в красавицу-мать. Она и научила ее танцевать на канате… еще успела. А двое младенцев у нас потом умерли. Как-то Элиза сильно простыла на выступлении, к ночи слегла… и в неделю ее не стало.”
*
Как-то на рыночной площади Габриэль увидел двух цыганок, и на одной была необычайно яркая шаль. Алая - будто маков цвет или огненные всполохи по углям, или закат перед ливнем… Шелком вся переливалась…Вот бы такое платье для Мари! Излюбленный голубой цвет под стать ее нежной красоте, но Габриэлю подумалось, что алый добавит куража танцу. Он будет вспыхивать ярким огоньком, видным отовсюду, и никто мимо не пройдет - каждый остановится полюбоваться! И сборы увеличатся. Можно купить что-то нужное - хорошую флейту или добротную сбрую лошадям. Нет, прежде всего - нарядную накидку для Мари! Как привязанный, Габриэль шел за цыганкой и все не решался окликнуть. Она почувствовала его взгляд, живо обернулась и повела въедливой скороговоркой, как обыкновенно они зубы заговаривают: “Вижу, погадать хочешь, красавец? Посеребри мне ручку - все, как есть, тебе расскажу… поведаю - что было, что будет… что в душе таится, чем сердце успокоится…” Габриэль перебил: “Не надо гадать. Ты мне лучше шаль свою продай.” Цыганка удивленно протянула нараспев: “Ша-аль?..” А сама быстро оглядела его, прикидывая - сколько можно взять с этого чудака? Скосила глаза на ногу, дернула бровью: “Верно, для милой своей хлопочешь? Угодить надеешься?” Габриэль уклончиво пробормотал, что для сестры… Цыганка усмехнулась, скинула с плеч шаль: “Ладно, бери. Спрошу недорого, но знай, что она лишь цыганке счастье принесет, а для других печалью может обернуться.” Габриэль молча протянул деньги, беря их, она на несколько мгновений задержала его ладонь. Он сердито выдернул руку и быстро захромал прочь, а цыганка печально посмотрела ему вслед…