Розали с Мари быстро сшили платье в четыре руки, и даже бахрому на юбку ловко приладили - ах, как будет играть в танце! Чудесно вышло - словно алые лепестки на ветерке играют! Они привыкли все делать в дороге - чинили одежду, убирали друг другу волосы, вязали чулки, занимались с собачками. Фокусник разминал руки с картами, показывал их Нико и развлекал всех рассказами - он был кладезь всевозможных историй. Бланше учил мальчика играть на дудочке, и смышленый Лукки быстро перенимал новые песенки. Молчун Жанно собирал разорванную цепь - по своему секрету, и неспешно подстригал усы. Вся их жизнь проходила в дальних переездах из города в город. Лишь Великим постом начиналось вынужденное безделье, и они отдыхали в какой-нибудь тихой уютной деревушке, где и сытно, и дешево.
*
Однажды на представлении к толпе зрителей подошли три вооруженных стражника, для порядка всегда ходившие по площади, и особенно усердно в том ряду, где винные торговцы. Один из стражников, увидев канатную плясунью, сначала прирос к месту, потом начал пробираться ближе, и наконец встал впереди всех, глядя в упор на девушку. А Мариэлла плавно скользила по канату - словно тонкая струночка пела, будто алый весенний цветок к небу тянулся! Глаза и лицо у стражника стали наливаться кровью, а волосатые кулаки все сжимались и разжимались… Когда Мариэлла соскочила с каната и раскланялась, он вдруг качнулся к ней и грубо схватил за руку - а ну, крошка, пойдем с нами! - да крепко так стиснул, до синяков. Она дернулась было… и ласково стала упрашивать господина стражника ее отпустить. А второй стражник загоготал во всю глотку и еще стал подзуживать первого. Третий, правда, хлопнул его по спине - мол, брось ее, пойдем! - но красномордый лишь огрызнулся через плечо. Подбежал встревоженный Фокусник, засуетился рядом… Но как спасти дочь? Он что-то горячо зашептал красномордому, но здесь даже его красноречие не помогало. Мариэлла все отчаянно вырывалась и умоляла, у нее текли слезы, а на лице был такой смертельный ужас, что народ заволновался - женщины испуганно вскрикивали, мужчины громко зароптали. Фокусник, как мог, увещевал стражников и пытался подступиться к красномордому - одной рукой дергал его за руку, чтобы отпустил Мари, другой торопливо вытаскивал из-за пояса свой кошелек. Но гогочущий со всей силы ткнул его кулаком в грудь - отшвырнул назад. Фокусник споткнулся о край ковра и неловко упал. Все ахнули и оторопели… взвизгнул чей-то ребенок. Третий стражник отгонял людей назад и мрачно покрикивал: “Ну, что столпились, чего тут не видали? Живо все расходитесь!” Подбежал Жанно, быстро помог Фокуснику подняться и что-то виновато забормотал ему… Конечно, он смог бы голыми руками убить стражника, но честно сказать - испугался. Не столько за себя, хотя его тут же увели бы в тюрьму и казнили, а за Розали, за сынишку, да и весь цирк сразу выгнали бы из города. Но главное - Розали… Он не мыслил жизни без нее, и не решился пожертвовать собой даже ради беззащитной Мари.
А красномордый уж вовсе взбеленился, задышал ей в лицо перегаром, больно дернул на себя и потащил из круга. Она его зубами за руку - хвать! - так он свободной рукой ударил ее по лицу. Фокусник кинулся вниз и обхватил стражнику ноги, не давая идти. Красномордый бешено заругался, забрыкался и затопал, скидывая помеху, но свою добычу не выпустил. Розали тоже поспешила на выручку, висла у него на руке, умоляя оставить девочку, но все напрасно. А толпа угрожающе надвигалась… Гогочущий заорал на всю площадь: “Вы что - бунтовать? Всех убью!” Вдруг сбоку к красномордому метнулся Габриэль - да, зверем метнулся! - и с размаху ткнул в горло маленьким ножиком. Был у него такой - почти игрушечный, каким мальчишки стругают палочки, но острый, как лучшая бритва. Всегда держал его при себе, чтобы очинять карандаши да разрезать бумагу, а носил на груди, в кожаном чехольчике на шнурке. Вот им и ударил. Красномордый всхрипнул… хлынула кровь, и он грузно повалился навзничь. Хорошо, что кулак разжался, и Мари выскользнула. Но раньше, чем он рухнул, в грудь и спину Габриэля вонзились сразу два клинка! И он, сердешны, без единого стона тихо упал замертво… Мари вскрикнула и прижалась к Розали, обе горько заплакали. Стражники переглянулись меж собой, потом уставились на Фокусника: “Ты пойдешь с нами!”. А он упал на колени рядом с Габриэлем, уронил голову ему на грудь и весь затрясся от рыданий. Стражники медлили… Он поднял к ним измученные глаза: “Вы товарища своего потеряли, а я - сына любимого. Возьмите все деньги, только помилосердствуйте! Дочку мою сиротой не оставьте… за что ей?” - протянул кошелек и снова припал к убитому. Стражники, прикинув на вес, забрали деньги… Гогочущий рявкнул - чтоб духу вашего здесь не было! - и красномордого уволокли. Люди молча расходились, опустив головы… А Жанно перенес тело Габриэля в повозку, до отпевания.
В городской собор, что стоял на площади, Фокусник понятное дело не сунулся, а поспрашивал по окраинным улицам, по маленьким церквям. Последними грошами надеялся священнику поклониться, чтобы упокоить Габриэля по-христиански. Но никто не согласился отпевать чужака, да еще убийцу - слух про это быстро по городу разлетелся… Так и схоронили они его в неосвященной земле, вдалеке от города, у подножия зеленой горы. Поставили крепкий деревянный крест, на котором черной краской вывели - “Здесь лежит Хромой Габриэль, двадцати лет от роду, который погиб, спасая свою возлюбленную.” Сами отходную молитву над ним прочитали. В общем, простились, как сумели - от чистого сердца, с вечной к нему благодарностью… И уж сколько лет прошло, а могилка до сих цела, и крест с надписью по-прежнему стоит. Откуда я знаю? Странные люди про то сказывали - своими глазами видели. Может, не в точности так было, но раз могилка есть - то и любовь была. Значит, нет никакого обману. А тебя, Лизавета, ничем не проймешь, бесчувственная какая-то уродилась. Вон Матреша, гляди, в три ручья плачет о нем, жалеючи…
Ну, девоньки, покуда прощайте. У Авдотьи в кухне, поди, уж самоварчик, поспел… Благодаренье Богу, привечает еще барыня старую кормилицу, дозволяет мне чайком угоститься…