– Первый? – спросил я, замирая. И услышал ласковое, родное:
– Ты не ошибся, сынок. Это я.
Я даже онемел от удивления. Оказывается, Первый – мой соотечественник. Земляк, законспирированный в диктаторской резиденции. Жизнь – риск, жизнь – борьба, жизнь – подвиг. Один неверный шаг…
– Как вы рискнули прийти сюда? – вырвалось у меня. – В электронную мышеловку! На базар, где вас знает каждый!
– Мышеловку можно разрядить, а на базаре преображают грим и костюм. На мне сейчас, например, табачный пиджак отельного сыщика. А свет отключен потому, что не хочется, чтобы у тебя создалось обо мне ложное впечатление. Внешность моя сейчас, мягко говоря, мало согласуется со словами.
– Вы же могли послать Мак-Брайта.
– Твои сообщения настолько важны, что Мак-Брайта пришлось срочно послать в ОСГ – наша.подпольная дорога туда ещё пока действует. Но вернется он с ответом лишь через несколько дней. Поэтому и пришлось рискнуть мне. Другой связи нет, а ты вылетаешь завтра.
– Утром, – сказал я.
– Тем более. И несколько месяцев в пути. А передать инструкции на Вторую – сложное дело. Если их утвердят, сигнала не будет. Если нет – уведомим.
– Что требуется?
– Один брусок блистона. Взять его здесь трудно – согласен. Еще труднее – переправить в ОСГ. Усложняет все радиация. Поэтому и решили сделать это на Второй Планете. Проще взять и проще переправить…
– Куда?
– На контролируемый нами сектор Планеты. План твой, средства обеспечит Линнет, помощников найдешь сам: в Лоусоне недовольных полгорода.
– И Лайк исчезнет?
– Исчезнет Лайк, родится другой. Ты же не собираешься менять профессию?
– Пока она ещё нужна, – вздохнул я, – а завтра, быть может, уже не понадобится.
– Вполне вероятно, но до завтра ещё есть время. И человеку твоей профессии понадобятся не только ум и отвага, но и оружие. Разное оружие. Даже такое. Возьми.
Я протянул руку в темноту и ощутил на ладони что-то маленькое и гладкое, похожее на тюбик губной помады. А голос продолжил:
– Булавка Тейлора. Я воспользовался случаем, чтобы передать тебе её лично – не хотел подпускать к тебе незнакомых связных. Держи тюбик при себе – он из прочного неразбивающегося стекла – и никогда не открывай, пока не понадобится. А теперь прощай. Свет включат тотчас же после моего ухода.
Минуту спустя я увидел булавку, вернее, только тюбик из черного, похожего на металл стекла. Но раскрывать его я не стал.
Ах, Жаклин, Жаклин!.. К сожалению, я не умею писать надгробные эпитафии.
Taken: , 1
Глава двадцать вторая, в которой Лайк находит друга на рудниках Лоусона
Неприветливым, настороженным и холодным показался мне Лоусон. Теплота дружбы Джина Факетти какого скрашивала мое пребывание в этой дыре с искусственной атмосферой и климатом. Теперь же меня ожидало одиночество в тягостно чужом и неприязненном мире, равнодушие окружающих, их незаинтересованность и душевная глухота. Кто мог помочь мне найти выход из лежавшего передо мной лабиринта? Уоррен? Возможно, и он, негативно, конечно. В какой-то степени он мог стать пружиной придуманного мной механизма. Встретил он меня внимательно, даже радушно, живо интересовался подробностями гибели Джина Факетти, даже упрекнул меня в том, что я недостаточно энергично удерживал Джина от бессмысленного предсмертного шага, и вдруг в заключение разговора спросил:
– Вы, наверное, знали его подругу Жаклин Тибо?
– Конечно, – оказал я, – только впервые узнаю о том, что она была его подругой.
– Они скрывали это, чтоб не раздражать старшего Факетти. Старик не особенно одобрял эту близость.
И правильно, что не одобрял. Только никакой близости не было, Уоррен почему-то соврал.
– Вы встречали её перед вылетом? – спросил он.
– Нет. – Тут я мог не бояться соврать: она ни с кем не встречалась и никому не звонила – это проверили. Видимо, хотела сделать сюрприз своему шефу. – А почему вас это интересует?
– Она исчезла.
– Вероятно, уехала куда-нибудь развлекаться, – продолжал я игру в той же манере.
Но Уоррен уже не скрывал своей озабоченности.
– Ни на Юге, ни на Западном побережье, ни вообще в пределах СВК её не нашли.
– Лазерная связь, вероятно, стоит больших денег?
– Безусловно, – согласился он, – но почему вы об этом спрашиваете?
– А стоит ли тратить их ради такого события, как исчезновение Тибо?
Уоррен мгновенно понял игру.
– Вы очень догадливый человек, Лайк. Но не злоупотребляйте своей догадливостью. Жаклин ве доверяла вам, она никому не доверяла, кроме своего разлюбезного Тейлора. А я вам верю. И цените это. – Он встал, массивный и картинный, позволяя мне откланяться в уйти.
Что преследовал этот допрос о Жаклин? Не считали же они меня виновным в её исчезновении. Чушь какая-то… Но за мной сейчас, несомненно, будут присматривать. Пусть! В Лоусоне мне пока ничто не грозит…
Но я ошибся. Вечером от нечего делать я отправился «отдыхать» в один из двух лоусоновских салунов. Я выбрал второразрядный – во-первых, потому, что в «Мекензи» уже был, а во-вторых, потому, что не хотелось встречаться со Стивом Кодбюри: вероятно, новый генеральный директор рудников выбирает для своих развлечений более аристократические притоны. И я опять ошибся.
Но об этом потом. Салун встретил меня воем электроджаза, пьяным галдежом за столиками, клубами дыма у потолка и полированной стойкой бара, по которой можно было гонять кружки с пивом, как кегельные шары. Я присмотрелся к ней, поймал полную кружку и оглянулся на молча сосущего пиво соседа.
– Айк? – спросил я.
Ко мне обернулось обросшее русой бородой лицо моего недавнего знакомца, «первака» из бара центрального космопорта. Он не сразу узнал меня: в своем живописном мундире пилота я мало походил на прощелыгу, перемахнувшего через стойку, чтобы удрать от проверки.
– Значит, не сцапали? – улыбнулся он.
Я свистнул.
– Не от таких уходил.
– А теперь кто ты?
– Космик. Вожу вашу бодягу домой.
– Бруски?
– Ага.
– Будь они прокляты! Сбежал бы, да некуда.
– А ведь говорил: не все ли равно, что в скафандрах. Дышать дают, заправку тоже.
– Дают. Контракт на пять лет, а ты уже через год инвалид.
Я задумался. Кажется, открывался рычаг воображенного мной механизма.
– Говоришь, сбежал бы, да некуда. А вдруг есть куда?
– Может, с собой возьмешь? Спрячешь в машине?
– Приземлимся на военном космодроме. Только сядем – схватят.
– Так куда же бежать? Кругом пустыня. Зыбучка да камень.
– А за пустыней?
– В зону Содружества?
– А что тебе их бояться? Думаешь, местные слаще?
– Не думаю… А как сбежишь? Ножками? На второй день свалишься. Да и в баллонах сжатого воздуха часов на восемь, не больше. Нужна машина, Чабби. А где её раздобуешь?
Я огляделся по сторонам и сказал, понизив голос до шепота:
– Подумаем. У меня здесь, между прочим, тоже не рай. Тсс…
Я предупредил ответ Айка. К нам подходил Стив Кодбюри в кожаном пиджаке с дубинкой у пояса. С такими же эластичными, шоковыми дубинками шагали позади трое его телохранителей – ражие парни, косая сажень в плечах.
– Привет блудному сыну, – усмехнулся он нагловато, – в честь возвращения прикажу, пожалуй, зажарить барашка.
– Не фиглярничай, – сказал я. – Противно.
Он присел возле меня у стойки. Телохранители стали сзади.
– Противно? – повторил он с издевкой. – А как мне было противно слушать Жаклин.
– О чем же? – спросил я невинно.
– О волке в овечьей шкуре. Она тебе никогда не верила. Только здесь молчала.
Я оглянулся. Телохранители выстроились угрожающим веером. Айк куда-то исчез. Вероятно, не захотел связываться с директором. Что ж, по-человечески это понятно.
Я решил отбиваться, пока есть время.
– Бред собачий. Кто поверит психованной бабе? Даже Уоррен не верил.