К извещению приложена справка:
В извещении упоминается имя Кузебай Герд. Это был удмуртский (вотяцкий) поэт, с которым Василий Петрович сотрудничал в 20-е годы, в частности, под их общей редакцией вышел сборник [20].
После прочтения всех приведенных выше писем все же возникает множество недоумений:
(1) почему дело против Василия Петровича возбуждено НКВД Коми АССР — он уехал оттуда в начале века, редко и ненадолго приезжал туда и ни с кем не имел переписки;
(2) как велось следствие — применялись ли пытки;
(3) была ли смерть спонтанной или она была спровоцирована какими-то особыми обстоятельствами;
(4) как же все-таки найти его могилу?[63]
(5) Почему в Прокуратуре Коми АССР нет сведений о том, что обвинение по первому аресту было снято еще в 1933 году (его, как выяснилось, не оказалось также и в Военной прокуратуре Уральского военного округа); видимо, оно сохранялось в тайне как дискредитирующее Коллегию ОГПУ, вынесшую обвинение, не обоснованное даже по тем временам;
(6) если уголовное дело было прекращено за смертью обвиняемого, то в чем юридический смысл реабилитации? Какой смысл реабилитировать того, кто не был осужден?
(7) Почему не согласуются даты: Прокуратура Коми АССР сообщает о реабилитации, состоявшейся 15 июня 1955 года, а Военная прокуратура Уральского военного округа только 14 сентября того же года сообщает о передаче дела для рассмотрения в Трибунал. И при чем здесь Военный трибунал, если дело, как это следует из последнего письма, предназначалось для рассмотрения Особым Совещанием НКВД СССР?
Но есть еще и другое, трудно поддающееся пониманию обстоятельство. Вскоре после гибели Василия Петровича к его вдове пришел человек в штатском и сообщил, что обвинение с Василия Петровича было снято перед его смертью и что в анкетах ничего предосудительного писать не надо. Кто был этот человек в штатском— может быть, сам следователь, ведший дело? Но тогда это уже сюжет в стиле Достоевского.
Почему все окружено такой тайной? Почему нельзя признаться в совершенном преступлении и поведать обо всем в деталях? Архивы наконец начинают открываться.
Но были и еще два странных визита. Приходил конвоир, сопровождавший Василия Петровича по его тюремным переброскам из города в город. Говорил что-то очень теплое и сердечное. Второй раз он пришел во время войны, сказал, что подал рапорт о переводе на фронт, и пояснил: «Больше переносить этого не могу».
Гибель Василия Петровича была, конечно, не случайной. Она предопределена судьбой страны — тем ее путем, который она выбрала для своего постреволюционного развития.
Сейчас, вглядываясь в прошлое, после трагического опыта пережитого, мы начинаем понимать, что сделанный выбор не является большой неожиданностью.
Страна была многогранной, многоликой, многоукладной и совершенно неспособной к компромиссным решениям. Под натиском революции рухнула обветшавшая евразийская государственность, сдерживавшая противостоящие силы. Потеряли смысл прежние жизнеорганизующие символы. Что могло прийти на смену?
Естественно, новая система социальных смыслов, новое понимание смысла и цели жизни. К этому были подготовлены представители различных слоев общества правдоискательской и в какой-то степени даже богоискательской страны (вспомним здесь и Ф. Достоевского, и Л. Толстого, и М. Горького, и русское сектантство— народных и интеллигентных слоев общества, и наконец романтизм ранних форм самого революционного движения).
Появилось новое представление о социальной справедливости, оказавшееся способным объединить часть романтиков — выходцев из самых различных слоев общества: от высших до низших уровней иерархии тогдашнего общества.
63
Из Управления исправительных дел Министерства внутренних дел Коми АССР была получена следующая справка (от 4/IX-89 г., 2/3—838—Н):
На заявление по вопросу места захоронения Вашего отца Налимова Василия Петровича, умершего 28 декабря 1939 года в Сыктывкарской тюрьме № 1, сообщаем, что проверочными данными место его захоронения неизвестно.