Вспоминаются некоторые характерные случаи:
(1) Москва, 1905 г., революционная настороженность: отец зачем-то вышел из дома и, переходя улицу, увидел, что на него несется казачий разъезд[15],— он заторопился, с ноги соскочила галоша, новая, только что купленная… останавливается, поднимает руку и громко кричит: «Осторожно — бомба!», разъезд круто разворачивается и объезжает Василия Петровича, заезжая на тротуар, а он спокойно надевает галошу и идет своей дорогой.
(2) Нижний Новгород, 1917 год, начало революции: отец, тогда преподаватель реального училища, соответственно одетый, входит в вагон трамвая, его окружает группа подгулявших парней и начинает издеваться над «буржуём», особенно распаляясь от вида «котелка»… напряжение растет, и вдруг в какой-то неуловимый момент команда пулей вылетает из вагона… того, что произошло, отец и сам не мог объяснить.
(3) Вторая половина 30-х годов: он с остатками своей семьи живет на даче под Москвой и регулярно ходит купаться на Истру по тропинке, пронзающей кустарниковую заросль. Как-то он замечает, что тропинку кто-то усердно превращает в отхожее место. Такого надругательства над Природой он, естественно, выдержать не мог и послал предупреждение: «Если это не прекратится, то у злодея на заднице появятся чирьи». Не прекратилось, чирьи появились, и тропинка очистилась.
(4) Плохо приходилось тем, кто, нападая, не знал, что «бомба» таки есть и взрывается, что и случилось однажды в 30-е годы на одной из конференций. Кто-то из официальных представителей, полемизируя, в качестве козырного аргумента объявил ему: «зырянская морда». В ответ взметнулась и обрушилась (как Священная Лабрис) трость Василия Петровича, который в результате многолетнего разбирательства случившегося был оправдан, а его оскорбитель — откомандирован на работу в какой-то сибирский город.
3. Становление этнографа. Экстерн и переход в другое сословие
Теперь мне хочется дать последовательное описание жизненного пути Василия Петровича.
Первоначальное образование он получил в Земском начальном училище, затем в 2-классном Городском училище. Его способности не остались незамеченными[16]: Земство посылает его своим стипендиатом в фельдшерскую школу в Москву (1894–1897 гг.). Затем в течение 5 лет (1897–1902 гг.) он отрабатывает свою стипендию, работая фельдшером в разных уголках Зырянского края. Здесь и первое столкновение с тогдашним укладом жизни. Он — рядовой начинающий фельдшер — не просто делает положенное ему дело, а требует, в предвидении эпидемии, обеспечения медикаментами. Дело неслыханное — фельдшер требует! Начальство оскорблено, требование выполнено, отношения испорчены. И так всю жизнь.
Мне хочется здесь вспомнить эпизод столкновения с русской государственностью, связанный с фельдшерскими годами жизни отца. Ему пришлось сдавать экзамен на звание помощника аптекаря, для чего понадобилась справка о благонадежности. Копия этой справки приводится ниже (см. Приложение). С тех пор прошло почти 100 лет, но мало что изменилось — все те же справки и характеристики, удостоверяющие «поведение хорошее во всех отношениях». Революция не смогла отменить того, что было положено в основу государства Российского — архетип власти продолжал работать инвариантно к обновленным условиям.
В 1903 году Василий Петрович возвращается в Москву и работает фельдшером сначала на заводе Центрального электрического общества, потом в клиниках Московского университета (тогда не было ограничений с пропиской).
В это же время он начал публиковать статьи по этнографии зырян в журнале Свежесть мысли и острота наблюдений обратили на себя внимание. Он знакомится с президентом Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии профессором Д.Н. Анучиным, секретарем Общества В.В. Богдановым и председателем Московского отделения Общества академиком В.Ф. Миллером. Они поддержали его стремление к получению высшего образования. Этому, однако, должна была предшествовать сдача экзаменов за полный курс классической гимназии[17]. А вот врачи — сослуживцы Василия Петровича — возмутились, узнав о задуманном. Как может это сделать самоучка-инородец, даже не начинавший учиться в гимназии?! «Безумная и наглая затея» — по оценке многих коллег.
15
Казаки тогда были вызваны в Москву, чтобы устрашать и усмирять вышедших из повиновения.
16
Природа как бы была озабочена тем, чтобы вытолкнуть его в мир другой жизни: способности к интеллектуальной деятельности
у него были выражены столь же отчетливо, как и неспособность к ручной работе, нужной в крестьянской жизни.
17
В университет могли тогда поступать только лица, имеющие классическое образование. Дипломы других учебных заведений —
коммерческого и реального училищ — были недостаточны, хотя, казалось бы, реальное училище давало больше знаний, необходимых для обучения на таких факультетах, как физико-математический и медицинский. Но русский интеллигент, а его готовил университет, должен был, согласно традиции, прежде всего иметь базовое классическое образование. В первые послереволюционные годы еще долго шли дискуссии о том, нужно ли классическое образование в наш практический век. Решили — не нужно. И только теперь стало очевидно, что дефицит его нанес огромный ущерб современной культуре. Нарушилась преемственность культур — мы потеряли связь со своим прошлым. Я не могу себе представить, как может выглядеть серьезной та или иная средняя школа, если в ней нет хотя бы одного преподавателя с классическим образованием.