Верочка. Как?
Полковник. Очень просто. Пусть кается тот, кто виноват, профессия же снимает всякую вину.
Верочка. Значит, кому-то можно простить и убийство?
Полковник. Кому-то, можно. Не тому, конечно, кто своевольно совершает этот акт. Ведь можно и воздержаться. Например, для вас это выбор, сто дорог, так сказать, но у профессионала выбора нет, и если бы убийство совершил палач, тогда б я не вел никакого расследования, потому что палач не несет ответственности за убийство. Иногда, впрочем, преступника называют жертвой. Но это по отношению к палачу. Однако жертва в любом случае преступник. По меньшей мере соучастник (ница) преступления.
Верочка. Каким же образом?
Полковник. Вы представляете себе убийство без жертвы? Абсурд.
Джибеко. И каяться, конечно же, должна жертва, поскольку это не профессия.
Полковник. В самую точку. Вот почему все общество было призвано к покаянию. Все, кроме профессионалов.
Верочка. Ну что ж, тогда каждому по делам его.
Полковник. А судьи кто? За древностию лет и так далее. Они все еще привержены презумпции невиновности. Они не верят обвинению, если оно не подтверждено свидетельствами и доказательствами. Они наивно, а может быть, и злонамеренно верят фактам, как будто факты существуют сами по себе. Но мы не увидели бы решительно ничего, если бы не были к тому подготовлены. Так какие-то папуасы не видели корабля, стоявшего на рейде, потому что до этого не знали о его существовании. Эти судьи говорят: «принимать желаемое за действительное», — но ведь желаемое и есть действительное. Ведь на самом деле факты создаются нашим воображением, желанием, волей, которая в свою очередь преобразуется в веру.
Верочка. Ну что ж, тогда каждому по вере его.
Полковник (удивленно). По вере? Опять вопрос, во что вы верите? Верите фактам? Вот почему вы не верите в существование трупа. Его нет, но разве это основание для того, чтобы его отрицать?
Джибеко. Я отрицаю его присутствие здесь, Полковник.
Полковник. Я и не говорю, что он присутствует, но может. Он может присутствовать. Так же, как и канатоходец, который в свою очередь может упасть.
Джибеко (злобно). Но не падает.
Полковник. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Уводит Андрея в правую кулису. Из левой кулисы входит Актер.
Актер. Ты одна?
Верочка. Андрей ушел с Полковником.
Актер. Странная компания.
Верочка. Иногда не выбирают.
Актер. Он его арестовал?
Верочка. Нет, до этого еще не дошло. Мы просто разговаривали.
Актер. Разговаривали? О чем?
Верочка. Он опять предлагал исповедаться.
Актер. Он всегда всем предлагает.
Верочка. Мне кажется, он подозревает, что ты и Джибеко одно и то же.
Актер. Разве это не очевидно?
Верочка. Мы говорили о преступлении, о преступном желании, да-да, мы выясняли, является ли преступное желание преступлением.
Актер. Если ангел застал тебя в тот момент, когда твое желание еще не оформилось в мысли, когда ты еще не успел додумать его. Это?
Верочка. Да. Ты говорил мне, что хотел видеть свет в своем окне, так?
Актер. Ты путаешь, это Джибеко говорил.
Верочка. Какая разница, ты или Джибеко? Свет в своем окне.
Актер. Да, пройти по канату.
Верочка (показывает на окно). Но тот свет, который ты видишь, это свет в чужом окне, правда?
Сначала в одном окне, а потом в другом видны пробирающиеся по крыше Джибеко и Полковник. Полковник показывает Джибеко на противоположное окно и в чем-то убеждает его.
Актер. Увы, это так.
Верочка. Потому что ты видишь его отсюда, верно?
Актер. Да.
Верочка. А если бы ты смотрел из того окна, ты все равно видел бы чужой свет.
Актер. Боюсь, что так.
Верочка. Тогда не стоило додумывать эту мысль.
Актер. Не стоило. Но он додумал ее за меня. Ему так было проще. А я? У меня была другая идея. Я, наверное, хотел обрести в потере. Я хотел в полной мере обладать тем, что мне было дано. В этом доме, на этой улице, в этом городе, наверное, в этом мире, люди не говорят утвердительно. Люди размышляют и рассуждают в сослагательном наклонении, как если бы оно было, а потом появляется то, что отказывается быть. (Пауза.) Однажды я сказал себе: утраченное всегда с тобой. Я сказал: чтобы обрести навсегда, необходимо потерять.