Выходные пролетали незаметно, на улицу выходил рано утром, до начала солнечного безумия. Никуда не ездил, там записка на столе с моим номером, не звонит, значит, я пока не нужен. Да и здесь приятнее в каменном кулаке квартиры, а в деревне и спрятаться негде, а еще электричка набитая потными тушами.
Раскладываю ее вещи на кровати, все, что осталось в рюкзаке. Несколько авторучек, зарядка для телефона и ключ с брелком от машины. Она никогда не говорила про машину…
– Рита!!!
Я приехал на дачу, калитка была настежь и дверь тоже.
– Здравствуйте.
Вышел мужик лет пятидесяти, высокий и крепкий. Нарядная рубашка, штаны от костюма, дорогие ботинки. Хозяева сдали дом, и почему-то не позвонили. На миг представил, как мне тащить все барахло домой – посуда, печка, подушки еще до хрена всего. Но мужчина успокоил:
– Я сейчас уеду.
Кожаная куртка так и висела на гвозде шапочка в кармане, ботинки размером с ладонь под сервантом.
– Ключ нашел под ведром. Извиняюсь.
– Вы кто?
– Жил здесь когда-то, дом еще вот тут стоял.
Он показал на фундамент.
– Соседи некоторые еще живы, надо же. Я вчера приехал, ночевал, думал, раз никого нет. Ты хозяин?
– Нет. Снимаю.
– Бабушку в девяносто пятом последний раз видел, на следующий год она ушла, а я уже заграницей жил. Вот столько лет не был. Дом сгорел в двухтысячном, кто-то участок купил, соседи сказали…
Я был уверен, что он не врет. Говорил с очень легким акцентом, как прибалт. Напоминал сериального милиционера.
– Ладно, прошу прощения. До свидания.
– До свидания.
Он ушел. В доме запах еды, дорогого парфюма. На столе листочек с моим номером телефона, наверняка, дядя сфоткал его на память. Плевать. А Риты не было.
Чем дольше ее не было, тем больше я сходил с ума. Стала сниться, говорят, значит, человек, думает о тебе. Окрыленный я вглядывался в мельтешащую перед глазами блевань. Бесконечные рифмы, совпадения, вижу ее у метро, в очереди на маршрутку – слепые призраки ожидания.
Первые желтые листья несет с Юсуповского сада. В городе стало больше узбеков, приходили к нам каждый день, молодые спрашивали – вакансии есть? Старые говорили – работа. Шли дальше, магазинов много.
Я уже собирался домой, переодевался, слышу, кричат мое имя. Одна из наших баб орет – к тебе! Рядом с холодильниками стоял этот мужик, иностранец. Поздоровались за руку.
– Что вам надо? – говорю.
– Братан, а Рита, Рита Чернова жила с тобой?
Так и знал. И как он нашел меня?
– Жила, потом ушла.
– Я родственник. Кстати, Глеб.
Он протянул руку, я назвал свое имя.
– Номер ее помнишь?
– Не было у нее ничего, я и фамилию вот только что узнал.
Я разглядывал его профиль, что-то есть, что-то едва уловимое, как у Риты. Мы вышли на улицу. Есть такие люди – давят харизмой, все выложишь. Я рассказал, как мы с Ритой встретились, как уехал на работу, а она пропала.
– Ты когда домой?
– Все уже, иду.
– Пошли нормального пива выпьем.
– Я устал.
Он меня не слушал.
– Смотри, как чудесно!
Это была терраса ресторана, который рядом с нашим магазином, стилизованна под Мюнхенские пивные.
– Здесь дорого.
– Угощаю!
Говорил только он, о том, как «все изменилось», и что не видел этих улиц почти тридцать лет.
– Вот здесь был первый «панасоник», ларьки ночные на углу…
Я заметил, что один глаз у него, как мертвый, зрачок не шевелился, смотрел только прямо.
– Глаз стеклянный, в машине сидел, подошли сзади, шмальнули в затылок. Три дня в коме, тоннель видел.
Я поддакивал, сам думал, какой пиздец эти террасы. Дышать выхлопным газом, люди туда-сюда на расстоянии вытянутой ладони, в кружки заглядывают. Надо скорее налакаться…
И я налакался, рассказывал про нашу с Ритой весну, как познакомились, жили, и как все быстро кончилось. Мне показалось, что этот родственник меня совсем не слушал. Смотрел куда-то вдаль по проспекту.
В самом ресторане очень вкусно пахло, посетители говорили только на английском. Нашел туалет, сел на унитаз, не снимая штанов, достал телефон…
Когда вернулся, наш столик был пуст, даже посуду убрали. Глеб догнал у самой парадной, я обернулся на топот. Он упал, и схватил меня за ногу, и заорал мое имя!