— У-у-у-у!
— Русский ханум, вах! Слаще халва! Мая будэт!
— Ы-ы-ы-ы!
Ну и дальше в том же духе.
Не знаю как там участковый с той стороны поляны, а я точно офигел, настолько натурально изгалялся Калымдай со своим бэк-вокалом на подхвате.
Спектакль продолжался минут двадцать пока подбежавший к ротмистру шамахан не прошептал ему что-то. Калымдай махнул шамаханам в кругу и, не переставая орать, устало опустившись на землю.
Ага, похоже, участковый сотоварищи нагляделся вволю и отправился обратно в город.
Еще минут двадцать и вновь примчавшийся шамахан с докладом прервал спектакль.
Калымдай прекратил завывать, поднялся и махнул рукой в мою сторону:
— Всё, ушли!
Мы поднялись и вышли на поляну. Шамаханы тушили костер, подбирали разбросанное вокруг оружие, еду и вскоре на поляне остались только мы с Калымдаем.
— Ну, ты, брат, артист! — восхищенно протянул я.
— Да у нас так почти все умеют, — отмахнулся ротмистр, явно польщенный. — Захватили они Карабуха. Митька ихний по башке ему врезал, на плечо закинул и ушли они.
— Ну, удачи ему.
И мы, усталые разбрелись по шалашам. Заснул я моментально. Только в этот раз мне ничего не снилось.
Меня разбудил Михалыч.
— Давай ужо, внучек, просыпайся, — тряс он меня за плечо. — Вставай-вставай, касатик, солнце уже встало.
Да что же это такое?! Нигде покоя нет…
— Встало?
— Встало, соколик, встало.
— Точно? — я приподнялся на шкурах.
— Точно, родимый точно.
— Вот и хорошо. Только ничего не трогай.
И я снова рухнул на свою импровизированную кровать.
— Да вставай ужо, Федор Васильевич! Нам скоро в дорогу пора!
— Опять в дорогу…
— Служба у нас такая. Вставай-вставай, еще позавтракать надоть успеть. Я тебе басурманского кушанья приготовил, шашлык называется.
— Что ж ты сразу не сказал, Михалыч?!
Я вскочил и вышел из шалаша. Спал я прямо в одежде, укрывшись каким-то мехом, зато теперь не надо было тратить время на одевание.
Эх, хорошо! Я потянулся. Солнце, воздух, красота!
— Ополоснись сперва, Федюня, — Михалыч уже стоял с ведром воды и ковшиком в руках.
И где он это всё берет в лесу?
Шашлык был просто шикарный. Куски мяса, насаженные на ветки вперемешку с половинками помидора и колечками лука, слегка подгоревшие по краям, истекали густым, сочным жирком и он медленно скатывался на толстые куски белого хлеба, подложенные снизу. А запах… А вкус! М-м-м… А запеченная в углях картошка? Это же сказка просто.
Да я знаю, знаю, что не должно быть тут помидоров. Как и картошки и табака и кофе. Не должно, но есть. Я ещё у Кощея спрашивал, откуда он свои сигары берет? Он только пожал плечами и сказал, что купцы из-за моря привозят. Из-за которого моря? А из-за моря-окияна, конечно. Вот и думай и гадай. А лучше не забивай себе голову и ешь, пока дают.
Вот я и ел. Да еще и Маша присоединилась. Нет, шашлык, к моей великой радости (самому мало!) она не ела, а вот на помидоры с хлебом налегла основательно. Худеет она, ага.
Всё наелся. Вот теперь как раз бы и кофейку. А ладно, чай тоже хорошо.
— Так, ну что, Канцелярия, заканчиваем завтрак и идем переодеваться в соответствующие наряды, — объявил я, закидывая в рот оладик. — Михалыч, вот где ты в лесу оладики нашёл? Растут тут где-то?
— Кушай-кушай, соколик, не болтай во время еды.
— Всё хватит. Ещё шагать сейчас на забитое пузо.
— Ничё, внучек, не переживай, Маша понесёт.
— Пузо?
— Тебя!
Михалыч захекал и ткнул меня пальцем в бок, а Маша фыркнула и ушла к себе в шалаш переодеваться и наводить красоту.
— Пошли и мы, Михалыч. Что ты там за наряд мне приготовил?
Так себе был нарядец. Не от Армани точно. Самые простые штаны почему-то в полоску как пижама, причем без пуговиц, а держащиеся на верёвочке вместо пояса. Такая же простая рубаха, спасибо без полос, но с вышитыми на воротнике красными петухами. И лапти.
Лапти все знают, верно? А обуть вы их пробовали?! Какие-то бечёвки, кусочки коры и всё это переплетено между собой, как провода от компьютера.
Я решительно протянул их обратно Михалычу и помотал головой. Он вздохнул и потянул из своего поясного кошеля пару сапог.
А у меня челюсть так и отвисла. Кошель был раза в три меньше сапог, а Михалыч спокойно достал один, потом, покопавшись в кошеле, другой и протянул их мне.
— Это что у тебя за чудо такое, деда?
— Дык сума безразмерная, не видал что ли таких?
— Не видал. Волшебная?
— Колдовская.
— Ух ты! И много в неё влезает?
— Не, — с огорчением покачал головой Михалыч, — только шесть пудов, больше никак.