— Сто кило?! А как же ты такую тяжесть таскаешь?
— Ох, внучек, ты хоть и большой вона какой вымахал, а ума как у дитятки малого. Я же говорю — колдовская вещь, чего уж тут не понятного? Кушать тебе побольше надо… Сладкого да рыбки пожирнее. Вот возвернемся домой, ужо я за тебя-то возьмусь.
— Тебе бы лишь бы откормить… А мешок зачем тогда пёр сюда а, дед?
— Для солидности, — Михалыч поднял вверх большой палец. — Понимать надо.
Ага, пойми их тут. Вот какая солидность в мешке за плечами объясните мне?
Сапоги оказались не новые, а изрядно разношенные и я брезгливо крутил их в руках.
Михалыч, покопавшись в мешке, вытащил портянки, посмотрел на меня, вздохнул, кинул их обратно и еще раз покопавшись, достал пару носков. Во, другое дело. Носки оказались вязанные, но тонкой нитью. Спасибо не зимний вариант.
Сапоги на удивление оказались вполне удобными. На пару размеров больше, но лучше так, чем размером меньше.
Дедуля критически осмотрел меня, потом взлохматил волосы:
— Вот так ладно будет. Какой добрый молодец получился! Просто первый парень на деревне! Иван-царевич, да и только!
— Спасибо, не Иван-дурак… Жаль зеркала нет.
— Ну как же нет-то? Есть, касатик, накось держи.
Я взял протянутое зеркало. Мутное какое-то, грязное что ли? Дыхнул, потёр рукавом, зеркало мигнуло и из него на меня посмотрела рожа Кощея:
— Ну?
— Э-э-э… Здравия желаю, Ваше Величество! Мероприятия по дестабилизации противника проходят успешно! Вчера силами ротмистра Калымдая была блестяще начата операция «Бегемот». В настоящее время выдвигаемся в город для финальной стадии проекта.
— Ну?
— Ну и всё пока.
— А чего вызывал?
— Ну, доложить.
— Понятно.
Зеркальце снова мигнуло и потухло.
— Михалыч, твою перпендикулярную дивизию, ты чего мне подсунул?!
— Охти ж мне… Ошибся, внучек, уж прости.
Ага, ошибся он. Приколист старый.
Мы вышли из шалаша, а Маши еще не было.
— Маша! Заканчивай, пора.
— Сейчас! Ш-ш-ш!!!
Ветки её шалаша раздвинулись и пред нами явилась Маша. Как гений чистой красоты.
— Засмеётесь — убью! — сказал нам гений.
Честно говоря, смешного особо ничего и не было. Забавно, конечно из-за контраста обликов, но не настолько чтобы засмеяться и закончить жизнь от впившихся в горло клыков.
Ничем особо не примечательный сарафан, расшитый какими-то финтифлюшками, сапожки в меру поношенные и русая коса пусть и не до по… пояса, но вполне приличная. Забавные, но довольно миленькие, раскрашенные свеклой щечки, пухленькие губки и темные глазки… Сверкающие молниями и обещающие удавить любого насмешника.
А в целом довольно симпатичная такая девчушка лет семнадцати, может только чуть излишне высокая и худая, но общий вид это не портило.
— Маша, ты у нас просто красавица, — серьёзно сказал я. Ну, а как вы хотели? Чтобы я это весело сказал? — Хвалю за удачно подобранный образ.
— Хороша девка, — подтвердил Михалыч. — Эх, где мои семнадцать лет?
— А где твои семнадцать лет, деда?
Михалыч задумался и глаза его обратились к небу, унося в воспоминания юности:
— Аккурат в Голландиях, я как раз науки постигал там.
— В академии? — хмыкнул я.
— В академии, внучек, в академии, — и Михалыч сделал жест рукой, будто открывал ключом замок.
А, понятно. Надо будет потом порасспрашивать его, жутко интересно. А сейчас нам действительно пора.
Подбежал Калымдай, козырнул, доложил о том, что новостей никаких нет и поторопил:
— Поспешать надо. Неизвестно когда милиция на допрос Карабуха потащит.
— Уже выходим.
— Хорошо, я сейчас последние распоряжения отдам и присоединюсь.
— Так ты с нами? Замечательно.
Калымдай, действительно, очень быстро вернулся, а я сидел и размышлял:
— Вчетвером это даже лучше. Жаль только, связи нет. Я бы с рацией побегал бы с удовольствием.
— Срация? Живот прихватило что ли, внучек?
— Тьфу ты, Михалыч! Рация — это такой прибор, по которому на далеком расстоянии разговаривать друг с другом можно.
— Говорушка, что ли?
— Ну да, говорить.
Дед махнул рукой и закопошился в своём безразмерном кошеле, потом вытащил пузырёк с какой-то темной жидкостью и показал мне.
— Самогон? Яд? Виагра?
— Хренагра! — Рассердился Михалыч. — Зелье колдовское, чтобы говорушку сделать. Капаешь капельку на что-нибудь, вот, хотя бы на булавку, потом на другую и разговаривай хоть до утра.
— Да ладно. Серьёзно, что ли?