Маша кивнула и вдруг стала растворяться прямо в воздухе, пока не превратилась в едва заметное облачко. Даже не облачко, а так, рябь какая-то в воздухе висела как в жару над раскаленным асфальтом. И это облачко спокойно прошло сквозь толстенные бревна забора под моим восхищенным взором.
— Класс а, Михалыч?
— Могёт девка, могёт! — покивал дед.
Довольно скоро и десяти минут не прошло, как забор снова зарябил, и перед нами появилась Маша во всей своей красе. Только очень серьёзная.
— Ну что там, Маш?
— До парадиза этому собору далеко, мсье Теодор. Обитель ле дьябле.
— А?
— Странное место, мсье Теодор. На церковь совершенно не похоже.
— Вот как?
— Внутри голые стены, ничего нет, ни фресок, ни картин, ни икон. Один алтарь стоит и тот без распятия. И я ничего не почувствовала даже, пардон, не почесалась.
— Может ремонт идет?
— Вот кстати, в романе шевалье де Буаразона некий рыцарь, возвращаясь из крестового похода, попадает в таинственный замок тоже совершенно пустой внутри. Только в верхней комнате башни он обнаруживает заточенную там узницу, коей оказывается младшая дочь барона Суафье, которую у него похитил некий граф де Ла Теленьи для своего старшего сына — виконта де Пуасон, который в данный момент находился в Англии в свите французского посланника герцога де Самолье, отосланного мессиром де Ла Тюри к лорду Фигхренскому для передачи королеве Мараготте XIX тайного послания от канцлера французского Двора, господина де Муруа, в котором он предлагает союз, направленный против рейхсканцлера фон Штилльзенштрауберга, у коего еще два года назад…
— Маша!
— …его прекрасная супруга была… Что?
— Не надо дальше, уже мозг закипает!
— Фи на вас, Теодор. Там, знаете, какой шарман дальше будет! Там принц Баварии…
— Маша! Ну, какое отношение твой рассказ имеет к этой кирхе?!
— Ну как же? Вы, мсье Теодор, невнимательны. Я уже сказала, что там тоже замок был пустым.
— Деда, а нет ли у тебя яда в заначках?
— Вы невыносимо грубы, Теодор!
— Это для меня, Машуль, чтобы не мучился.
Недалеко от нас вдруг заскрипели ворота и из Немецкой слободы выехала карета.
— Посол ихний, — заметил дед. — Небось, к Гороху наливку трескать отправился.
— Посол? — у меня внезапно возникла идея. — Стойте тут!
И я кинулся наперерез карете.
— Господин посол! Барин! Не побрезгуйте мужиком сирым да убогим! Совета прошу у просвещенного европейца!
Из окошка кареты показалась голова в белом парике с длинными локонами и что-то крикнула кучеру. Карета остановилась.
Подскочив к ней, я согнулся в поясном поклоне, бормоча слова благодарности.
— Что тебе надо, мужик? — высунулся посол из окошка. Говорил он чисто, практически без акцента.
— Батюшка посол! Не вели казнить, вели миловать! Сделай милость, скажи, могу ли я католиком стать?
— Католиком? Удивительно… Сколько лет я живу в вашей дикарской стране и в первый раз вижу такой светлый проблеск разума. Можешь, конечно, почему бы и нет? А зачем тебе?
— Сердце рвется так и шепчет! Чую неправильность в церкви нашей православной. Душа хочет просветления, а при виде собора вашего, поёт и радуется!
— Похвально, похвально. Ну что ж, мужик, надо тебе поговорить с пастором нашим, с херром Швабсом. Только приходи через несколько дней — занят он, церковь решил заново перекрасить. Я предупрежу стражу, чтобы пропустили тебя.
— Спасибо, барин! Уважил-то как, ох уважил! Век бога молить за тебя буду! — снова начал я отбивать поклоны, но посол уже махнул кучеру и карета запрыгала на кочках.
Я вернулся к своим:
— Слышали? Херр Швабс… или его надо с одной буквой «р» произносить?.. Не важно. Короче, пастор ихний церковь переоборудовать взялся. Что вполне подтверждает Машина разведка. Только во что и как?
— Надоть нам последить за попом этим басурманским!
— Точно, Михалыч. Будем заглядывать сюда почаще. Ну что, в гостиницу?
— Какой галантный кавалер… — внезапно протянула Маша томным, задумчивым голосом.
— И чего в нём такого галантерейного ты увидела?
— Ну, вы же живы. А мог бы и проткнуть шпагой надоедливого мужика.
Когда мы добрались до рекомендованного Калымдаем постоялого двора, уже стемнело, но двухэтажное здание местного отеля не спало и подмигивало нам огоньками в окнах.
На пятизвездочную эта гостиница не тянула, как и на четырех, трех, двух…
Внизу находился кабак или общий зал, не знаю, как у них тут принято говорить. В общем, там народ гулял во всю, пил, кушал, матерился, дрался, орал и пел.