— Уф-ф-ф… — сказал дед падая с полуметровой высоты, когда щупальца внезапно втянулись в косяк двери.
— А-а-а!!! — сказал я, устало роняя молоток прямо себе на кроссовок.
— Вот и славно, внучек, — подытожил операцию спасения дед. — Давай быстренько ищем подарок и пора дёру отсюдова давать. Мало ли какие тут ишо защитные ловушки. Может у Кощеюшки уже в башке колокольчик тренькает мол, грабят тебя, батюшка, высылай срочно рыцарей-зомби, порубить на кусочки воров удалых.
Тяжелые мечи, щиты, копья и булавы мы отвергли сразу. С луками, после недолгого спора, тоже не стали заморачиваться — мы оба особо в них не разбирались, а наобум выбрать дешёвку китайского производства не хотелось. В конце концов, Михалыч выудил из дальней кучи изогнутую саблю в ножнах. Рукоять, как и ножны, были отделаны драгоценными камнями, только не аляповато на показ, а строго так, солидно и в целом очень богато. Дед вытащил сверкнувший в луче фонарика клинок и лихо завертел им над головой. Лезвие со свистом разрезало воздух, дед задорно скалился, а я, хихикая, отступил на пару шагов:
— Где это ты на шамахана учился, деда? Ловко как саблей вертишь. Тоже в академии учили?
— Жисть и не такому научит, — Михалыч прекратил баловаться и эффектно закинул саблю в ножны. — Тикаем, внучек, пока не началось.
До начала свадебной церемонии оставалось еще три часа, когда в Канцелярию ворвалась Елька и запрыгала на месте:
— А батюшка царь! А горе-то какое! А что случилося-то! А я сейчас вам как скажу!.. Ан, нет, не буду говорить, а то вы все тут и откинетесь от ужаса! А будет нам тогда не свадебка, а самые настоящие похороны! А хорошо, что уже еда наготовлена — на поминки сгодитси!
Мы только вздохнули, уже почти привыкнув к Елькиной манере вести разговор и продолжили заниматься своими делами. Успокоится — сама расскажет.
— А что же вам не интересно? — удивилась юная кикимора, не переставая подпрыгивать. — Али всё равно, что с другом вашим приключилося? А он, бедненький сейчас небось… А вы! А он… А бедный, несчастный Калымдай! — взвыла она напоследок.
— Калымдай? — насторожился я. — А что с ним?
— А нету! — торжествующе развела руки в стороны Елька. — А украли его, кровинушку нашу! А налетели из-за угла в чистом поле, да на конях вороных, да схватили жениха нашего! А передать велели, что без выкупа и не отдадут-то! А вот так вот, батюшка! — Елька топнула ногой и картинно подбоченилась.
Маша с Олёной хихикнули, Михалыч сплюнул и пошаркал за тряпкой, бесенята, не отрываясь от мультиков, одновременно подняли над спинкой кресла лапки с вытянутыми большими пальцами. А я… А я вздохнул:
— Это что, какие-то местные обычаи — женихов красть?
— Да чего только не крадут, внучек, — тоже вздохнул дед. — Что плохо лежит — обязательно свистнут.
— Так вроде бы невест крадут или я что-то путаю?
— Готовь денежку, внучек, — снова вздохнул дед.
Пришлось раскошеливаться, куда же деваться? Пять бутылок самогона, копченый окорок и горсть меди просвистели мимо нас в лапы бесстыжих вымогательниц, но Калымдай через полчасика был честно возвращен нам, смущенно ухмыляющийся и слегка помятый.
Организаторов похищения узнать не удалось, а вот непосредственным исполнителем выступила наша незабвенная бухгалтерша. Она просто приподняла полковника за шиворот, заломила ему руку за спину и заперла в какой-то каморке.
— Я же не идиот, — смущенно улыбался Калымдай, на вопрос почему же он не вырвался и не убежал? — Агриппина Падловна у меня сейчас фактически за тёщу выступает. Пускай дамы порезвятся, от меня не убудет.
Пока дед наглаживал Калымдаю его парадный мундир, я отправился к царю-батюшке, уточнить детали свадебной церемонии. Ну не в курсе я совершенно, как тут свадьбы проводят. В Лукошкино, да и на всей Руси, в принципе понятно. Сваты пьянствуют, друг к другу ездят, выкупы там всякие и прочие обряды, а потом венчание в церкви и пир горой. А у Кощея как? Понятно, что ни о каком венчании и речи нет. Может быть, шамаханский шаман должен тут дискотеку зажечь со своими шаманскими плясками? Ничего, сейчас царь-батюшка мне всё разъяснит.
Не разъяснил.
Царь-батюшка находился в последней стадии сурового самогонного отравления. На полу кабинета, свернувшись калачиком, уютно похрапывала Елька в окружении четырех аккуратно поставленных вокруг нее знакомых бутылей самогона. Через пятую, наполовину пустую, на меня пристально всматривался глаз царя-батюшки, тогда как второй глаз был закрыт. Ароматы в воздухе плавали ещё те.