— Федька, ты меня вроде и слушаешь, а ничё ить и не слышишь. Я тебе русским по белому талдычу — есть у батюшки Кощея блоха такая для тайных дел приспособленная.
— Это как? Дрессированная что ли?
— Да тьфу на тебя, прости господи! Ты про умельца Левшу слыхал ли?
— Это тот, который как раз блоху подковал?
— Он самый. Вот Кощей-батюшка еще пару лет назад у него десяток таких блох и заказал. Денежек ему отвалил ужас сколько!
— Ну, за хорошую работу заплатить не жалко.
— Это верно, внучек. Вот батюшка наш и заплатил не жадничая. Потом Левшу придушил, чтобы не разболтал, а денежки взад вернул.
— Ну, это как раз в духе Кощея.
— Он такой, злодеюшка наш.
— Понятно. То есть ничего не понятно. Зачем Кощею подкованные блохи?
— Так аккурат для подслушивания же.
— Ну и наловил бы обычных да заклятие на них наложил.
— Не, не держится зелье говорушное на живом-то.
— О как… Понятно. Да, нам бы такую блоху да в отделение, а? На кота ихнего Ваську подсадить и всё услышим.
— Хорошо бы, да только как на него подсадишь-то?
— В терем как-то надо блоху подкинуть, а она уже сама вкусненькое найдёт.
— К кирпичу привязать и в окошко запустить? — захекал Михалыч.
— Ну, теперь ты начал прикалываться, дед. Давай серьёзно, а вдруг выгорит? Это же нам какая подмога будет!
— Ладно, внучек, давай серьёзно. Значиться надоть блоху в терем как-то подкинуть…
— Угу. Сами мы её никак не подкинем, на чужое животное, ну, на собаку например, подсадить мы блоху можем, но кто же собаку в терем пустит? Да и псине много ли интересу в дом к ним идти?
— Коту, когда гулять будет, на спину посадить.
— Да ну. Жди, когда он на прогулку выйдет, а потом еще попробуй незаметно это провернуть. Нет, с котом не вариант.
— На стрельцов бы, только опять же угадай, кто в терем войдёт, а кто во дворе ментовскую службу вести будет.
— Да вот же. Надо гарантированно такому человеку, который в терем попадёт.
Мы задумались, а потом хором сказали:
— Арестант!
А ведь верно. Если даже допрашивать опять во дворе будут, всё равно кот обычно рядом круги выписывает. Да и не будут они во дворе допросы проводить. Нашего парня на улице пытали только из-за того, что вода с него ручьем лилась.
— Отлично, Михалыч! Теперь надо пленного им подсунуть.
— Шамаханов уже рисково — они их сразу в царскую пыточную переправляют.
— Значит, нужен такой, которого обязательно сами допрашивать будут.
— Девку нашу можно им сдать.
Кошель на поясе подпрыгнул.
— Да шутю я, Машенька, шутю.
— Тюрю можно в принципе. Хотя нет, этот поганец может еще пригодиться. Боярина Мышкина хорошо бы, но он и так у них в порубе сидит, не подобраться.
— Ладно, внучек, еще помозгуем, а пока пришли ужо. Внучка, вылазь и порхай отседова.
За разговорами я и не заметил, как мы быстро достигли Немецкой слободы. Остановились на вчерашнем месте под забором, рядом с кирхой.
— Давай, Маша, действуй. Мы тут подождем.
Туманное облачко выскользнуло из кошеля и тихо прошептав нам «дьяк», просочилось прямо сквозь бревна забора.
— Чего «дьяк»? Дьяка заметила что ли? Так он вроде в тюрьме, а Михалыч?
— Не, Федя, я думаю, это она говорит мол, дьяка в отделение подсунуть.
— Дьяка? Так он же в царских подвалах! Это его оттуда вызволить надо, а потом опять милиции подсунуть? Сложно. Хотя дьяк, как вариант, очень даже не плохой.
— Ну, вызволить-то можно. Калымдай прикинется тем же участковым и заберет дьяка для допроса, например.
— Ладно, подумаем. С Калымдаем обмозгуем.
Минут через пятнадцать Маша-туманчик снова просочилась сквозь забор и шепнув «Уходим», нырнула в дедов кошель.
Уходим, так уходим.
По дороге на постоялый двор, Михалыч, под одобрительное попискивание из кошеля, накупил целую корзинку яблок, груш, кренделей да пряников в награду за отлично проделанную работу. А мне ничего не купил, а позавтракать было бы не плохо.
Но я зря на него обижался — кабатчик, ранее предупрежденный Михалычем, уже накрывал нам на стол. А еще за столом сидел Калымдай. Увидев нас, он радостно вскочил и кинулся обниматься, разыгрывая приятную встречу. Ну, я и правда, рад был его видеть.
Михалыч сходил наверх, выпустить Машу и вскоре, едва она переоделась в сарафан и навела древнерусский макияж, они присоединились к нам. По пути дед подмигнул трактирщику, указав взглядом на Машу, а потом на Калымдая и сделал жест, будто вгрызается во что-то. Трактирщик опять побелел и засуетился, передавая половому еду для нас. Михалыч без приколов никак не может.