Выбрать главу

Хоть я и старался есть поменьше, но блюд было так много, а еда смотрелась так аппетитно, что выдержать такого искушения слабое сердце несчастного, но гордого компьютерщика, не смогло. Сердце шепнуло желудку "Давай", тот взвизгнул от радости, мозг вздохнул и отключился, а руки и челюсти перешли в активный режим. Наконец-то!

И, кстати, тут некоторые злопыхатели, обвиняли меня в чрезмерном употреблении алкоголя. Так вот, на свадьбе я практически не пил! Я ел. Наш дорогой и любимый садист Иван Палыч расстарался так, что оторваться от очередного блюда, будь это хоть всегда горячо любимый мной шашлык или банальный запечённый целиком осётр, не было никакой возможности. Неудивительно, что через три-четыре часа, я осоловело сидел над серебряной миской с холодцом, лениво выковыривая из него морковку и устало подымал над головой играющий самоцветами золотой бокал, с всё еще первой дозой коньяка. Или дед подливал мне? Не помню.

Помню, что Михалыч с рыцарями подхватили меня и потащили из зала.

— Вы чего? — слабо отбивался я. — А тортик?

— Мы принесём вам, мсье Теодор, — успокаивающе икнула Маша, а Олёна только устало прикрыла глаза колечками из огурцов.

Понимаю. Смотреть на это изобилие было больно, а съесть хоть крохотный кусочек не было уже никакой возможности.

— Деда, давай по маленькой за молодых? — предложил я, когда меня тащили, огибая Аристофана, сидящего на табурете и наяривающего на балалайке "Мурку".

— Быстрее, — шипел дед на рыцарей. — Выносите царя-батюшку, пока не началось.

— А что должно начаться? — возмутился я. — Почему царь не в курсе?!

— Драка, внучек.

— Почему?

— По обычаю.

— А да, — понимающе покивал я и тут же всполошился: — Деда, они же мне тут ёлочку на фиг снесут!

— Не боись, Федька, — поднялась с лавки монументальная главбухша. — Я прослежу. А ты отдохни родимый… Ишь как красиво про мою Тамарку с евойным кобелём сказал…

Левый глаз упёрся в потолок и что-то там разглядывал с величайшим вниманием, зато правым я увидел, как в центр между столов вышла ухмыляющаяся двадцатка бесов, а им на встречу поднялись Калымдаевские спецназовцы. Сквозь кровь, брызнувшую из носов и пяточков, я заметил, что Агриппина Падловна грузно, но поспешно шагает к ёлочке, отсекая по пути огромными ручищами, сбившихся с пути истинного драчунов.

За ёлочку я больше не беспокоился. А вот десерт…

— Деда, ты напомни там про тортик, — попросил я, проваливаясь в сладкий сон, едва замечая, как Михалыч заботливо подтыкает мне одеяло. — И Дизеля выключи, пожалуйста…

Здравствуй, дедушка Кощей, борода из ваты, или Дети — это наше всё

— Надо, Ваше Величество, надо, — терпеливо убеждал я Кощея-батюшку. — Это же какой резко положительный имидж вы себе сделаете, прикиньте только! И вовсе не в том смысле положительный, что добрый, а в том, что народ ваш, и так безмерно вас любящий, ва-а-аще воспылает невиданным патриотизмом!

— Вот сам шутом гороховым и скачи вокруг ёлки своей, — устало огрызался царь-батюшка, с наслаждением прихлёбывая густой кофе из небольшого, искусно гравированного черепа какого-то незадачливого беса, попавшегося в недобрый час под руку неизвестному мне мастеру.

— Детей с самого раннего возраста надо воспитывать в почитании царя и Отечества, — назидательно произнёс я, принюхиваясь к кофе.

— Гюнтер! — проорал батюшка. — Чашку кофе Статс-секретарю! Или тебе коньячку плеснуть?

— На работе не пью, Ваше Величество, — отрезал я. — А за кофе — спасибо, с удовольствием.

Михалыч уговаривать царя-батюшку вместе со мной не пошёл мол, "покочевряжется и сам согласитьси", поэтому отдуваться за всех, как обычно приходилось мне одному.

Мы посопели друг на друга над горячим кофе и я решился на шантаж:

— Ну что ж, Ваше Величество, раз вы так категорически не хотите детишкам праздник устроить, придётся мне Деда Мороза звать.

— Так он тебе и придёт, — хмыкнул Кощей.

— Придёт. Аристофана попрошу, и он со своими и Калымдаевскими ребятами запросто его приведёт, — отмахнулся я чашкой и тут же взвыл от капелек кофе, упавших на джинсы.