— Деррржите, канцелярррские, притаррранил вам подарррочек от Кощея.
Он поднял ногу, к которой была привязана небольшая коробочка.
— Внутри булавка уже заговоррренная и пузырррек с насекомой. Смотрррите, не ррразбейте. Ну, я полетел.
— Погодь, птица, — остановил я его и быстро смотавшись вниз, притащил ворону миску каши со шкварками, оставшейся от завтрака.
— Уважил, — одобрительно кивнул ворон и быстро умял всю миску. И куда только влезает?
Дед запряг Машу, как самую глазастую помогать ему колдовать с блохой, а мы с Калымдаем сидели на кровати, объясняя этим мастерам, как надо правильно организовывать трудовой процесс, за какие именно места держать покрепче блоху да какие песни ей напевать шёпотом, чтобы она не так сильно нервничала. Нет, не убили они нас, но наслушались мы такого…
Блоху обработали зельем, ворон улетел, а мы засобирались на дело, нетерпеливо дожидаясь пока Михалыч запихивал в безразмерный кошель весь свой хлам. На мои увещевания выкинуть всё, он не реагировал и всё-таки впихнул весь мусор и мы, наконец-то покинули постоялый двор.
Перед тем, как разойтись, я протянул Калымдаю коробочку с блохой и булавкой:
— Держи, ротмистр. Блоху дьяку сразу в волосы запихни, лишь бы не траванулась, бедная, а булавку сразу же и проверишь на качество связи.
— А ить всё равно, воину нашему бравому придётся в доме том тайном сидеть рядом с милицией, — заявил Михалыч. — Капля на блохе махонькая, вот и надо недалече быть, а то не добьёт.
— Понятно. Значит, Калымдай, как дьяка к ним подкинешь, отправляйся к Борову, слушай внимательно, что говорить будут и с нами связь держи.
Калымдай побежал в одну сторону, а мы отправились на базар искать младшего мента Митьку. Найти его оказалось легче легкого — по крику.
— Ой, люди добрые! Да что же этот аспид творит?! Людёв хватает без разбору за всякие места и волочёт в милицию свою богомерзкую!
— А ну, подвинься, Потаповна, я сейчас ентому паршивцу оглоблей-то заеду!
— Положь оглоблю, сломаешь, а она денег стоит! Пошли лучше в кабак, никаких моих нервов уже нетути.
— И то. А с дурнем ентим Митькой, пущай участковый сам разбирается. Ему за это деньги плачены.
Когда мы подошли поближе, Митька уже расправился с очередной торговкой. Стрельцы тащили в отделение толстую, орущую бабу, а этот красавчик стоял, широко расставив ноги и уперев в бока руки, гордо поглядывая по сторонам и выискивая очередного ужасного нарушителя закона.
— Как отвлекать будем, Михалыч? Ломом по башке и бежать?
— Не выковали еще такой лом, внучек, чтобы эту орясину свалить.
— Давай из пистоля твоего ногу ему прострелим и бежать?
— Ить не заряжен он.
— Тогда ты спереди зайдешь, закурить попросишь, а я сзади кирпичом его хрястну и бежать.
— Ой, мужчины, — презрительно протянула Маша. — Вам бы только хрястнуть кого!
Она вдруг рванула к Митьке и, подбежав и тря кулачками глаза, завыла писклявым голосом:
— Дядечка главный милиционер! Вы ведь тут самый главный?
— Вестимо, — важно кивнул самый главный милиционер.
— Дяденька начальник, а там одна тётка вместо бруснички в капусту квашеную калину напихала, а я купила, а теперь меня мамка из дому выгонит, а тётка та деньги не отдаёт, а помогите сироте обездоленной, дядечка самый главный!
— Матрёна, небось?! — взревел Митька.
— Она, дяденька, такая толстая, большая, вредная-превредная!
— Точно она. Опять за старое взялась! Ужо я сейчас ей покажу, как над сиротами измываться! А ну-ка пойдём, красна девица, заарестуем её немедля!
— Вы идите дядечка, а у меня шнурок развязался. Завяжу и сразу за вами.
Митька рванул куда-то в ряды, а Маша не спеша подошла к нам и пожала плечиками:
— Вот и всё. Теперь он надолго там застрянет. Видела я эту тётку Матрёну. И пяти стрельцов на неё мало будет.
— Молодец, Машуль! Благодарность тебе от лица Канцелярии!
Теперь оставалось только дожидаться результатов операции Калымдая.
— А пойдемте к царскому дворцу? — предложил я. — Всё равно сейчас делать нечего, а там хоть на дворец посмотреть, а может и Калымдая увидим. Может помощь ему какая потребуется.
Я еще удивлялся, чего это Маша с дедом хихикнули, когда я предложил дворец посмотреть. Понятно стало, когда впереди показалось четырехэтажное деревянное здание, обнесенное высоким забором. Нет, солидно смотрелось, даже красиво, но далеко не дворец. Уж с Кощеевым сравнивать, это один смех только.