— Бабка амулет наколдовала участковому как раз против мертвецов, — пояснил шёпотом Калымдай. Хотя уже можно было говорить во весь голос. — Как чувствовала старая ведьма.
А участковый рассвирепел. Он содрал свой амулет и уже сам гонялся по кладбищу за мертвецами, успешно превращая их в пыль.
Сверху раздалось хлопанье крыльев, а за ним последовал жуткий крик, эдакая смесь уханья совы с воем волка.
— Мадмуазель Маша, — уважительно пояснил Калымдай и вдруг его глаза округлились. — В сторону!
И он, завывая, на четвереньках поскакал в соседние кусты.
Я оглянулся. На меня, открыв зубастую пасть, бежал, сильно качаясь, скелет, а за ним вытаращив глаза и размахивая амулетом на веревочке над головой, как стройбатовец армейским ремнём, мчался участковый, не переставая орать на одной ноте:
— А-а-а-а-а-а-а!!!
Я по примеру Калымдая скакнул в кусты, так же громко завывая и хохоча, только уже несколько истерически от переизбытка впечатлений, хотя про себя и успел подумать, что не хотел бы оказаться на месте Ивашова в эту ночь.
Участковый пронёсся мимо, догнал и огрел бегущего покойника ладанкой по башке и на мгновение скрылся в клубе пыли. Пыль рассеялась, а участковый заозирался по сторонам. Никто больше не нападал.
Зашелестело и рядом со мной опустилась Маша.
— Какой орёл, — кивнул я на участкового, который устало побрел вытаскивать своего подчиненного из могилы. — Всех твоих подопечных уложил.
— Ну что вы, мсье Теодор, всего два десятка, остальных я сама упокоила.
— Ну всё равно, — отдал я должное Ивашову, — не побоялся парень, молодец.
— Да, — кивнула Маша, вдруг внимательно приглядываясь к участковому, — вполне геройский кавалер. И высокий к тому же, стройный. Да и вообще…
— Маша, тебе посла мало?
— Нет-нет это я так, — задумчиво протянула она. — О, пардон. Мне надо быть у дедушки для финального акта.
Маша исчезла, а я ползком вернулся на ранее облюбованное место, где меня уже поджидал улыбающийся во весь рот Калымдай.
— Смотрите, Федор Васильевич, выход дедушки Михалыча и мадмуазель Маши.
Участковый уже вытащил Митьку и теперь с его помощью устало закидывал землёй гроб, приводя могилу в приличный вид.
Зашаркал Михалыч, участковый резко повернулся к нему, хватаясь за амулет, но увидев деда, расслабился:
— А это ты, дед. Я уж думал, порвали тебя. Цел?
— Да чего мне сделаитси, — прошамкал Михалыч. — А и геройский же ты парень, сыскной воевода! Не забоялси такой тучи нечисти!
— Ну, если честно, то страшно было. Да тут любой испугается. Ты, дед, разве не забоялся?
— А чего мне бояться? Это будь я живым, страх бы как перепугался!
И Михалыча вдруг окутало плотное облако, а когда оно рассеялось, деда уже на том месте не оказалось. Как и участкового с Митькой. Они, побросав лопаты, улепётывали в сторону Лукошкино, перепрыгивая через могилы, и только визг Митьки висел над старым кладбищем.
Мы с Калымдаем, хохоча, покинули наше убежище, а на встречу, подхихикивая, шагал Михалыч с томно улыбающейся Машей.
Мы дружно смеялись, хлопали друг друга по плечам, делились впечатлениями, перебивая друг друга, пока Калымдай вдруг не воскликнул:
— Ох, ты ж! Солнце скоро взойдёт, поспешить надо, если не хотим остаться на весь день за стенами.
И мы рванули по той же дороге, что и участковый с Митькой и всё-таки успели затемно.
Разбудила меня булавка.
Точнее — Калымдай. Уже второе утро подряд! Что же им не спиться-то?!
— Федор Васильевич, участковый с бабкой пошли дом Тюри шмонать. Стрельцов с собой много взяли, собираются основательно там покопаться. Что делать будем?
— А Тюря же там прячется, у себя?
— Так точно.
— Ну и пусть его берут, как раз он свою последнюю роль и сыграет. Расколется у палачей, выложит им всё, лишнюю панику наведёт.
— Понял. Значит, не вмешиваемся?
— Нет. Твоих ребят там нет?
— Только ордынцев с десяток. Эти пусть сами отбиваются.
— Хорошо. До связи тогда.
Я встал, оделся, какой уж тут сон теперь.
Михалыча не было. Вышел, постучал к Маше, её тоже не оказалось на месте. Вот куда они ни свет, ни заря удрали? Пойду у хозяина спрошу, он-то должен был видеть, кто входит, а главное — выходит из гостиницы.