Екатерина Вострова
Канцелярия счастья. Академия ненависти и интриг
Пролог
Славий спускался по шатким деревянным ступенькам, и те надрывно скрипели от каждого его шага. Впрочем, видит бог, кое-чьи нервы были расшатаны за последнее время куда больше этих ступенек. И, кажется, подмечать это начинали все, не только близкие друзья, хорошо его знавшие. А вот это было уже совсем нехорошо. Того и гляди, за спиной начнутся шепотки, посмеивания и разговорчики о смене лидера.
Наконец, он миновал спуск и, пригнув голову, прошел в узкий сырой коридор:
— Генерал! — молодой парень-караульный в светло-зеленой форме вытянулся по струнке.
Не зря его приставили сюда нести караул — нелишняя предосторожность, даже если учесть катастрофическую нехватку людского ресурса.
— Как вел себя заключенный?
Высокая тощая женщина, неотступно следовавшая за генералом, при упоминании узника вздрогнула и нетерпеливо посмотрела на караульного.
— Ни звука…, — юноша беспокойно оглянулся на дверь и понизил голос. — Так тихо, что даже подозрительно. Крысы и те перестали скрестись с тех пор, как он здесь…
Славий нахмурился и подал знак караульному открыть камеру. Замки один за другим зловеще щелкали. Когда же дверь под мерзкий скрип ржавых петель отворилась, генерала и его спутников обдало сладковатым душком тухлого мяса.
Камера представляла собой каменный мешок без окон с единственным вентиляционным отверстием под потолком. Откуда же тогда у ног узника взялись дохлые крысы со свернутыми шеями? Женщина позади генерала ахнула, но быстро взяла себя в руки.
Она стремительно, словно чувствуя, что сила духа вот-вот может ей изменить, прошла внутрь и встала перед заключенным.
— Ты знаешь, кто я?! — тон разговора она сразу взяла погромче и повыше — как будто не понимая, что это только выдает ее волнение.
Узник поднял лицо. На глазах его была тугая повязка. Он тряхнул головой, чтобы откинуть спутанные волосы. Шея его неловко дернулась, и он снова опустил лицо вниз, сверкнув широким металлическим ошейником с прикованной к нему цепью.
В тусклом освещении камеры блеснули и браслеты оков на руках и ногах заключенного, и хотя это было видно всем, они все равно чувствовали себя в опасности.
Славий оглядел пленника, пытаясь уловить в нем черты восемнадцатилетнего парня — еще ребенка, по сути — того, кем бы мальчик мог быть, если б не попал в дурные руки. Теперь же на узнике была помятая красная рубашка и запыленные черные костюмные брюки. Униформа инспекторов Канцелярии не отличалась оригинальностью. Вот только мальчик этот не был обычным инспектором: он был учеником Верховного Канцлера. Это было последнее, что передал ему его человек в Канцелярии, прежде чем он утратил с ним связь.
— Ты знаешь, кто я? — нетерпеливо повторила свой вопрос женщина.
— Как я могу знать? — заговорил парень медленным и насмешливым голосом. — Хотя сразу же узнаю и поприветствую вас, как полагается, как только снимут повязку с глаз.
— Не смей врать мне! Таким тварям, как ты, не нужны глаза, чтобы видеть!
Генерал поспешил подойти к своей спутнице, понимая, что она находится на грани срыва. Однако пленника это порядком позабавило. Он заливисто рассмеялся, запрокинув голову и позвякивая оковами.
— Я польщен! Ну надо же! Я знал, что о нас ходят разные слухи в среде несогласных, но чтобы настолько… хотя… — бледные губы узника сложились в подобие улыбки. — Я узнаю ваш голос. Мы встречались… вот только где?
— Не прикидывайся! Ты забрал моего ребенка! Мою маленькую девочку со светлыми косичками и голубыми ленточками в волосах?! — голос женщины взлетел до крика, — Что ты с ней сделал?
— Я? Забрал? — казалось, парень искренне удивился. — Как странно. Я, конечно, не привык перечить женщинам, но вы уверены?
Несчастная мать, позабыв о какой-либо необходимой сдержанности, обрушила на притворщика град проклятий вперемешку с потоками горестных рыданий. Заключенный продолжал сидеть не шелохнувшись, нисколько не тронутый этим неистовством. Генерал уже было хотел подать знак ожидавшему караульному, чтобы тот вывел женщину, но пленный заговорил.
— Ах, да… Знакомые рыдания. Точно так же вы выли тогда, в маленькой деревушке несогласных за реликтовым лесом, я прав? — не дождавшись возражений, он продолжил. — Малышка была больна, и я сделал одолжение, забрав ее у вас. К тому же я оставил вам достойную оплату. В городах женщины получают за детей вдвое меньше, будьте уверены.
— Что ты с ней сделал? Где она сейчас? — севшим, обессиленным голосом прошептала безутешная мать.