Неудивительно, что этот верзила с хмурым взглядом хладнокровного убийцы и ухватками душегуба не спешит облегчить душу и показать рекомендательные письма с предыдущих мест службы. Скорее всего, будет упираться и твердить, что отроду ничего дурного не делал, а сам он — законопослушный и кристально-чистый гражданин. Если так, Герти готов был подыграть ему. Даже если полли станет утверждать, что нос у него сломан оттого, что его хозяин попросту неудачно поскользнулся.
— О нет, ничего подобного я и не думал предлагать, — поспешил сказать он, сопроводив слова понимающим кивком, — Всё исключительно законно.
— Тогда ладно… Тёмные дела не для меня, мистра. А ещё у меня есть табу.
К тому, что почти у каждого полли имеется табу, Герти уже успел привыкнуть. Для дикарей наличие многочисленных табу было так же естественно, как для европейца — свод законов. Ещё из брошюры Спенсера Герти вычитал, что табу в Полинезии представляло собой бесхитростный инструмент племенного подчинения, рудиментарный и неказистый.
Мир дикаря состоял из множества табу, причём разобраться в их хитросплетении подчас непросто было и тем, кто провёл среди темнокожих всю жизнь. Были табу общие, распространяющиеся на всех без исключения, были табу персональные, обретаемые при рождении. К примеру, общее табу распространялось на всё имущество вождя племени и даже на землю, по которой он ходит. Персональные табу были обставлены куда сложнее, иногда даже не без злонамеренного изящества. Табу могло заключаться в запрете курить табак или пить из кувшина. Носить стеклянные украшения или прыгать на одной ноге. Кричать петухом или спрашивать у прохожих, который час. По-видимому, без подобного рода ритуалов мир виделся полли слишком простым.
— И много у тебя табу? — из вежливости спросил Герти.
— Рота[73], мистра, — серьёзно кивнул Муан, — Прилично. При рождении достались.
— Как же ты их заслужил?
— Шаман нашего племени был не в ладах с моим отцом. Вот на мне и отыгрался …
«Ну, судя по всему, это табу не распространяется на причинение людям боли, — подумал Герти, разглядывая грубые пальцы своего нового помощника, каждый из которых был в толщину с пару плотницких гвоздей, — А именно это умение мне от тебя и требуется».
— Табу — это не страшно. Думаю, они не причинят нам вреда. Что ж, по всему выходит, Муан, что ты мне подходишь по всем статьям. А сам что думаешь?
Муан не утруждал себя сложными подсчётами или размышлениями.
— В гостинице я получал три шиллинга. У вас будет пять. Я в вашем распоряжении, мистра из шестнадцатого. С этой минуты, если угодно.
Муан снял лоток с сигарами с груди и, недолго думая, швырнул его об тротуар. Толстые деревянные плашки хрустнули как яичная скорлупа, в пыли рассыпались сигары — настоящий «Пор Ларанага», вероятно.
— В таком случае, будем считать контракт заключённым, — с облегчением сказал Герти, — Правда, не вполне представляю, на какую должность тебя взять.
«Специалист по прикладному пыточному делу»? Или лучше — «Личный головорез»?..
Вопрос был сложнее, чем изначально казался. Действительно, ему же надо как-то именовать этого Муана, даже если контракт продлится всего пару дней. Привыкший к порядку и упорядоченному штату, Герти не мог нанять дикаря-полли просто как слугу. Никакой деловод не потерпит подобного отношения к документации. Надо всё устроить официально, и настолько чисто, насколько это возможно. Помощник?.. Слишком размыто. Охранник? Излишне грозно. Курьер? Неуместно. А если…
— Придумал, — в этот раз улыбка Герти была вполне искренней, — Ты, Муан, будешь моим секретарём-референтом. Никто не удивится тому, что у служащего вроде меня есть секретарь-референт.
Муан уважительно склонил голову, ну точь-в-точь прилежный ученик у доски.
— Прилично звучит.
— Тогда ударим по рукам, — сказал Герти, осторожно протягивая руку.
Хватка у Муана была как у тисков. Но рука Герти из его пятерни выскользнула на удивление целой, почти не помятой. Судя по всему, наёмный душегуб умел контролировать свою силу. Это обнадёживало. Нет ничего хуже, чем глупый помощник.
— Превосходно. Начнём немедля.
— Как пожелаете, мистра.
Его суровое лицо выражало немую исполнительность. И даже на миг показалось Герти не таким уж и страшным. Впрочем, миг этот оказался очень кратким. На Герти вновь смотрел уличный головорез, опасный и непредсказуемый, с тяжёлым, способным вдавить в брусчатку, взглядом, и горбатым изломанным носом.