Герти машинально пожал протянутую ему руку.
И больше сделать ничего не успел, потому что в Канцелярию ступил Несущий Свет.
Мир изменился. Его черты вдруг стали плыть и уродливо искажаться, как у больного проказой. Всё, что окружало Герти, начало принимать иной облик, трансформируясь во что-то чудовищное и невозможное. Кабинет словно накрывало алым маревом, в котором, пока ещё смутно и медленно, появлялись адские порождения.
Медные рупора стали превращаться в оскаленные человеческие рты, торчащие из голого камня. Они шевелили распухшими языками и исторгали вперемешку с гноем и пеной звучащие песнью гиены слова давно мёртвых наречий. Из всех углов гигантскими змеями выныривали и скользили ржавые цепи, сплетаясь в немыслимые узоры. На стенах распускались алыми звёздами нарывы, извергающие из себя потоки дурно пахнущей несвежей крови.
— НАКОНЕЦ МЫ СМОЖЕМ С ВАМИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ ЛИЧНО, МИСТЕР УИНТЕРБЛОССОМ. ВАМ СТРАШНО? НИЧЕГО СТРАШНОГО. ВАМ БУДЕТ СТРАШНО ЕЩЁ МНОГО ТЫСЯЧ ЛЕТ, ПОКА Я БУДУ МЕДЛЕННО УНИЧТОЖАТЬ ВАШЕ ТЕЛО И РАЗУМ. ВЫ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, КАК МНОГО МОЖЕТ ВЫТЕРПЕТЬ БРЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ТЕЛО И КАК БОГАТА МОЯ ФАНТАЗИЯ. ВЫ БУДЕТЕ МОИМ ГЛАВНЫМ БЛЮДОМ. Я БУДУ НАСЛАЖДАТЬСЯ КАЖДЫМ ВАШИМ КРИКОМ, КАЖДЫМ СТОНОМ, ДАЖЕ КОГДА ВЫ УТРАТИТЕ ПРОБЛЕСКИ РАЗУМА, ПРЕВРАТИВШИСЬ В ВИЗЖАЩУЮ И УМОЛЯЮЩУЮ УМЕРТВИТЬ ЕЁ ПЛОТЬ.
Один из клерков, не выдержав, бросился к двери кабинета. Но миновать её не успел. Неведомая сила, мерцающая в дверном проёме, мгновенно смяла его, легко и бесшумно, как комок бумаги. Ещё один выхватил револьвер и принялся стрелять по стенам, но не успел сделать и трёх выстрелов, когда плоть, размягчившись, стала стекать с его костей на пол.
Из пола, расчерченного багровыми пульсирующими венами, начали выпирать зубы, огромные и уродливые. Остатки мебели стали сплетаться между собой, сделавшись хитиновыми, как отломанные члены гигантских насекомых. Конструкции, которые они порождали, не могли относиться к миру смертных и нарушали все мыслимые законы физики и геометрии. Одного взгляда на них было достаточно, чтоб сознание начало трепыхаться в черепе, не в силах воспринимать окружающее.
Герти, полумёртвый от ужаса, мог лишь беззвучно открывать и закрывать рот, наблюдая за тем, как меняется комната, делаясь филиалом адского царства. В ней больше не было воздуха, он превратился в ядовитый газ, непригодный для дыхания и раскалённый настолько, что обжигал кожу.
— ДЛЯ ВАС Я ПРИДУМАЮ ЧТО-ТО ИЗЫСКАННОЕ, МИСТЕР УИНТЕРБЛОССОМ, — прошептал с ужасающей нежностью голос, — НЕЧТО ТАКОЕ, ЧТО ВЕЛИЧАЙШИЕ МУЧЕНИКИ ВАШЕЙ ИСТОРИИ ПОКАЖУТСЯ ЖАЛКИМИ САМОЗВАНЦАМИ.
Герти побежал бы, если б его ноги не превратились в неподвижные и мёртвые отростки. Он даже не мог закричать, горло стиснуло спазмом, жёстким, как гаррота опытного убийцы. Возможно, спасением было бы просто закрыть глаза, но даже этого он сделать не мог. Он мог лишь наблюдать за тем, как сходит с ума мир, всё стремительнее превращавшийся в чудовищное порождение нечеловеческой фантазии.
Оскаленные рты в потолке вопили как безумные, роняя на пол осколки зубов. Страдальчески кричали тела, вплавленные в камень, чья кожа бурлила и покрывалась пузырями. Скрежетали дёргающиеся в багровой завесе аппараты, сложенные из человеческих костей и хитина.
Но всё это на миг замолкло, когда в мир ступило то, что было их хозяином.
Кровь, извергаемая язвами, вдруг перестала быть жидкой и подчиняться каким бы то ни было законам. Она начала сплетаться в грязно-алые струны подобно тому, как сплетается, твердея на глазах, паучья паутина. Эти струны устремились в центр кабинета и словно шёлковая нить на клубок, стали наматываться на что-то, что находилось там, пока ещё бесплотное и невидимое. И лишь только обозначились контуры, Герти пожалел обо всём на свете. Даже не о том, что оказался в Новом Бангоре. А о том, что до сих пор жив. Потому что каждой колотящейся от ужаса клеткой своего крошечного тела вдруг осознал жуткую и естественную правду. Что ничего страшнее из того, что появляется сейчас из пустоты, в человеческом мире никогда не существовало.