— Его машинную составляющую. Вы ведь помните, полковник, что Князь Тьмы был органически связан с «Лихтбрингтом»?.. Химера, как вы выразились, единение двух противоположных сущностей. Этот малыш умудрился в одиночку уничтожить одну из них. Машинную.
— Как?
— Очень просто. Каким-то образом проник в центр управления, быть может, кстати, в нашей с вами компании, и залез в самую глубь гальванической начинки «Лихтбринга». Для крошечного жука там оказалось достаточно места. Удивительно, верно? Машина была защищена со всех сторон, все её контуры продублированы и неуязвимы… Если не считать одной маленькой букашки, обратившейся камнем из пращи, который пробил голову Голиафа. Эта букашка обнаружила одно-единственное незащищённое место машины. И угодила аккурат на него. Гальванический контакт, полковник. Мгновенное гальваническое замыкание.
— Но… но… — Герти чувствовал себя так, словно камень ударил в его собственный лоб и высек из костей черепа звенящие звёзды. Столь ослепительные, что внутренний свет, горевший перед его глазами, немного потускнел.
— Это случилось через несколько секунд после полуночи. В тот самый миг, когда Князь Тьмы уже праздновал успех своего предприятия. Поверить сложно, не правда ли, одна маленькая крохотная букашка против подобной силы… Но она сделала это. Далее попросту пошла цепная реакция. Блоки выходили из строя друг за другом, логические контуры, обнаружив бесчисленные неполадки и противоречащие данные, плавились от нагрузки. В считанные секунды «Лихтбрингт» уничтожил сам себя, надёжнее, чем это сделал бы любой пороховой заряд. Подайте сюда этого жука. Благодарю.
— И…
Приняв из подрагивающих рук Герти колбу, мистер Беллигейл с улыбкой взглянул на мёртвого жука. Казалось, он испытывает к насекомому самую настоящую нежность. Впрочем, так оно, по всей видимости, и было. Каким-то образом мёртвое насекомое родило в душе второго заместителя те чувства, которые никогда не суждено было родить живому человеку.
— А дальше всё кончилось почти мгновенно. Машинная и дьявольская сущности были слишком связаны друг с другом. Своего рода симбиоз. И в тот момент, когда машина подверглась аварийной остановке… — мистер Беллигейл выразительно щёлкнул пальцами, — Без её помощи он оказался не в силах поддерживать свою материальность. Мёртвая машина уже не могла ему ничего дать. Всё кончилось.
Герти рассмеялся нервным смехом. Но мистер Беллигейл лишь понимающе кивнул.
— Нам обоим пришлось пройти через многое, полковник. Уверен, скоро ваша природная сила воли возьмёт своё. И всё-таки удивительно, вы знаете, я испытываю самую настоящую благодарность к этой неказистой букашке. Она не понимала, что творит, но, тем не менее, совершила подвиг, остановивший ужасную катастрофу. Была бы моя воля, я бы поставил ей памятник из бронзы на главной площади города.
— Памятник жуку? — спросил Герти, всё ещё оглушённый и медленно соображающий, — По-моему, это было бы несколько… странно.
Мистер Беллигейл вздохнул и бережно спрятал колбу с мёртвым жуком в ящик своего письменного стола.
— Вы правы, конечно. Этой божьей твари суждено быть погребённой без посмертной славы. Герой останется безымянным, как это обычно и бывает.
— Вы имеете в виду, что вся эта история…
— Не покинет стен Канцелярии. Всё верно.
— То есть, никто не узнает про взбесившийся «Лихтбрингт», и про Сатану, и про…
— Никто не узнает.
— Но ведь были разрушения!
— Их быстро устранят.
— Были погибшие!
— Часто ли вы видите мёртвых крыс, полковник? — взгляд второго заместителя сверкнул нержавеющей сталью, мгновенно утратив всю мягкость. Полированной нержавеющей сталью, из которой делают самые острые в мире хирургические ланцеты, — Полагаю, что редко. Крысы умирают в подвалах, на чердаках, в подполе, в канализации, в трубах и собственных норах. Никто не видит их тел посреди мостовой. Мы с вами тоже крысы, полковник, хоть и особенной породы. Никто не видит наших лиц, не знает наших имён. И если мы умрём, что рано или поздно наверняка случится, такая уж у нас служба, знать про нас будут не больше, чем про эту мужественную букашку.
Герти, точно загипнотизированный блеском линз, лишь беспомощно улыбался. Сейчас он чувствовал себя иначе. Не всемогущим океаном. Не идеально симметричной снежинкой. И даже не тлеющей искрой. Скорее, крошечным насекомым с распростёртыми лапками.
— Да, — наконец смог произнести он, — Полностью с вами согласен.
Мистер Беллигейл удовлетворённо кивнул. Стёкла его пенсне перестали испускать гибельное для человека излучение, а улыбка показалась почти искренней.