Он ожидал, что Питерсон смущённо улыбнётся в своей обычной манере. Но тот пробормотав что-то неразборчивое, вдруг резко поднял голову. От неожиданности Герти пошатнулся на стуле. И едва не упал, когда встретил взгляд Питерсона, устремлённый прямо на него.
Но это не был взгляд Питерсона. С лица темпорального проститута на него смотрели чужие глаза. Они сохранили голубой цвет, но более не казались ни смущёнными, ни наивными.
С лица Эрсиваля Котта Питерса на Герти взирали невыразительные и блёклые глаза убийцы. Те самые, что он видел прошлой ночью до тех пор, пока ночь не разорвало пороховым пламенем.
— Добрый день, полковник, — человек с лицом Питерсона заворочался, поднимаясь, — А вы, кажется, живучее, чем я думал…
«Это Питерсон», — подумал Герти, не замечая, что пятится к стене.
«Нет, это не Питерсон», — подумал он тремя секундами позже, ощутив, что отступать уже некуда.
Человек, вставший из кресла, был Питерсоном и в то же время не был им. Он оправил галстук не как Питерсон, было видно, что тот затянут туже, чем ему привычно. Он повёл плечами совсем не как Питерсон, точно разминаясь после долгого сна. Он несколько секунд разглядывал, хмурясь, собственные пальцы, как если бы пальцы Питерсона показались ему недостаточно гибкими и послушными.
Он… У Герти закружилась голова. Человек, который был Питерсоном, уже не был Питерсоном. И вёл себя так, как обычно ведёт джентльмен, выходя из примерочной и пытаясь определить, не жмёт ли ему новый костюм.
Но даже если бы Питерсон был гениальным актёром, способным на полное перевоплощение, он не смог бы подделать глаза. А глаза не имели ничего общего с глазами Питерсона. Их новый взгляд, прямой, немного ироничный и необычайно ясный, заставил Герти несколько секунд нечленораздельно мычать.
Визитёр, казалось, не испытывал ни малейшего смущения от ситуации.
— Постоянно забываю, до чего же у вас чудная мода, — пробормотал он, дёргая воротник, — Совершенно никакого уважения к естественным потребностям человеческого тела. Впрочем, не удивлюсь, если скоро и у нас появятся подобные фасоны. В отличие от вшей и герпеса, мода имеет свойство распространяться даже через темпоральные связи…
Единственным, кто нимало не смутился подобной переменой, оказался мистер Беллигейл.
— Назовите себя, — его голос приглушённо лязгнул, как компостер, которым в Канцелярии пробивали дырки на мемокартах, — Полное имя и род занятий.
Питерсон усмехнулся. Голос второго заместителя, от которого у обычного человека мигом сдуло бы краску с лица, не произвёл на него особенного впечатления.
— Жеральд Уххамед Усейн Брейтман, — он склонил голову на шее, которая вдруг стала казаться куда более подвижной, чем у Питерсона, — Что же до рода занятий, здесь есть некоторое затруднение.
— Вы учёный-историк?
— Учёный. Но не совсем историк.
— Кто же?
— Боюсь, в ваше время ещё не существует подходящего понятия. Основы науки, которую я представляю, будут заложены, если не ошибаюсь, лишь спустя двести лет. Но, чтобы внести относительную ясность, можете считать меня физиком.
— На данный момент, мистер Жеральд Уххамед Усейн Брейтман, я считаю вас убийцей, — холодно обронил мистер Беллигейл, разглядывая собеседника, — Лицом, покушавшимся на жизнь сотрудника Канцелярии. И, чтобы я не уверился в этой мысли окончательно, вам стоит весьма откровенно отвечать на те вопросы, которые вам сейчас зададут.
Брейтман поморщился.
— Перестаньте, — посоветовал он, вновь усаживаясь в кресло, — Время моего темпорального сеанса ограничено, будет опрометчиво тратить его на нелепые игры. Мы оба знаем, что Канцелярия при всём богатстве своих полномочий, бессильна вынудить меня к чему бы то ни было. У меня, видите ли, иммунитет особого рода, гораздо сильнее любой дипломатической неприкосновенности. Я в некотором роде экстерриториален.
Манера сидеть у него была непривычная. Брейтман сидел с прямой спиной, вытянувшись, так, точно его настоящее тело не было привычно к мягким кожаным креслам, скорее, подумалось Герти, к жёстким лабораторным табуретам.
— Очень многие люди недооценили ассортимент методов Канцелярии, — мистер Беллигейл улыбнулся скупой улыбкой гробовщика, — Но очень немногие из них получили возможность раскаяться.
— С тем же успехом вы можете арестовать голос в телефонной трубке, — Брейтман пожал плечами, — Я всего лишь визитёр, гость мистера Питерсона. Конечно, вы можете заточить его в своей крысиной норе и даже применить к нему свой хвалёный арсенал методов дознания. Только вот до меня вам не добраться, мистер второй заместитель, и вы сами это прекрасно сознаёте. Кстати, мне бы не хотелось, чтоб мистеру Питерсону был причинён какой-либо вред. Его нельзя назвать великим умом, но он по-своему славный малый и не раз мне помогал.