«Нет, — сказал голос осторожного Герти, — Это совершенно напрасная затея, из которой ничего хорошего не выйдет».
«Нет, — сказал голос испуганного Герти, — Что угодно, только не это. Не хочу умирать среди ржавчины!»
«Нет, — сказал голос расчётливого Герти, — По всем признакам, с моей стороны это будет опрометчивый, бессмысленный и неблагоразумный поступок».
«Нет, — сказал голос усталого Герти, — С меня хватит безрассудных авантюр. Чудо то, что я до сих пор жив!»
— Да, — сказал голос настоящего Герти.
И только после этого воцарилась настоящая тишина.
Охотники на Левиафана (4)
Первым чувством, подсказавшим ему о близости Ржавого Рубца, было обоняние. Герти считал, что привык к особенному воздуху Коппертауну, кислому, отдающему чем-то химическим сродни жидкости для чистки труб. Но здесь запах был иным. Он пах металлом.
Этот запах был столь густым, что на языке у Герти возникало ощущение, будто он несколько минут облизывал старую медную трубу. Очень много металла. Как запах, крови дракона, подумал Герти, осторожно перелезая через изгородь, чтоб не порвать брюк, дракон давно мёртв, а запах его пролитой крови на века въелся в землю. Ядовитой, чужой, отдающей химикалиями и нефтью, крови.
Он не догадывался, насколько метко оказалось сравнение, прежде чем, поплутав по пустырю, не завернул за останки каменной стены и не увидел сам Ржавый Рубец.
Он и в самом деле был похож на мёртвого дракона, причём с расстояния сходство было удивительным. Огромная выпотрошенная медная туша, разлагающаяся под жарким солнцем. Когда-то это, должно быть, было целым комплексом заводских цехов, по площади равным нескольким городским кварталам. Теперь это было жутковатым и нелепым памятником безудержной технической экспансии, навеки вросшим в почву Нового Бангора. Коробки заводских цехов, разрушенные чудовищным взрывом много лет назад, казались окаменевшими костями исполинского древнего ящера, слежавшимися и хрупкими. Поваленные остовы градирен[154] — исполинскими берцовыми костями. Пунктир рухнувшего трубопровода — позвоночником. А ещё мёртвого дракона окружали россыпи стекла, выбитого из окон и ярко сверкавшего на солнце. При должном воображении их можно было принять за чешуйки из драконьей шкуры, истончившиеся за долгие годы и ставшие прозрачными.
То, что этот ржавый дракон больше никогда не поднимет головы, сделалось ясно сразу же, стоило миновать забор, отделяющий его от громады Коппертауна. Рана, нанесённая ему, была не менее чудовищна, чем он сам. Сквозь месиво фрагментов, бывших прежде заводов, хорошо можно было рассмотреть длинную котловину, оставленную взрывом, настолько глубокую, что для желающих посетить её дно пришлось бы, наверно, оборудовать лифт. Желающих, однако, похоже не находилось. Лишь одинокая фигура Муана махала издали рукой, провожая Герти. Муану были даны строгие инструкции поднимать тревогу в том случае, если Герти не вернётся в скором времени. Но инструкции эти служили, скорее, для облегчения совести. Оказавшись на пустыре, перед лицом мёртвого ржавого дракона, Герти уже знал, что даже если он будет кричать во всё горло, референт его не услышит. Слишком велика площадь, слишком много металла вокруг, металла, в котором человеческий голос потеряется быстрее, чем мышиный писк.
Удивительно, даже бурьян здесь казался ржавым, точно ещё в земле он впитал в себя ядовитый сок мёртвых цехов. Герти поначалу старался обходить наиболее густые заросли, потом махнул рукой и устремился к мёртвому заводскому корпусу напрямик. И это заняло у него куда больше времени, чем он поначалу рассчитывал. Он то и дело оступался на выпирающих из земли кусках камня, прежде бывших, видимо, кровлей и фрагментами заводского забора. В какой-то момент он даже пожалел, что оставил на попечение Муана свою трость со спрятанным клинком, с её помощью шанс переломать себе ноги, добираясь до разрушенных цехов, был бы ощутимо меньше. Герти потратил добрую четверть часа, прежде чем дошёл до остова ближайшего цеха, повреждённого менее своих собратьев.
Но сложнее всего оказалось зайти внутрь. В ржавой шкуре мёртвого дракона было огромное количество прорех, прогремевший когда-то взрыв превратил каждое окно в подобие выпученной, опалённой огнём, глазницы. Внутри царил полумрак, пронзённый сотнями солнечных лезвий, попадающих внутрь через бесформенные дыры в крыше и стенах. Внутри пахло застоявшейся водой, ржавчиной и пылью. Внутри было тепло, как в остывающей доменной печи. Внутри было страшно. Герти нащупал в кобуре рукоять автоматического пистолета, но в этот раз это ощущение не дало и толики спокойствия. Она тоже была металлической и лишь сильнее растревожила саднящее между рёбер сердце.
154
Градирня — устройство для испарения или охлаждения большого количества воды, своего рода большая труба.