— Назад! — крикнул Герти, выставляя перед собой револьвер, — Иначе первый, кто ко мне прикоснётся, схлопочет пулю!
Палёный не случайно был за главного на Пепелище. Властно отстранив угольщиков, он шагнул к Герти, ухмыляясь своей безобразной полурасплавленной гримасой. Которая стала только гаже, когда Герти ткнул в её направлении стволом револьвера.
— Назад! Назад, а то снесу голову!
— Стреляй, сыряк, — прошипел Палёный, мягко приближаясь, — Давай и я сыграю в твою игру. Ну же. Чего ждёшь?
Следующий его шаг оказался стремительным и быстрым. Призванным сбить уверенность, напугать, смутить. Палёный всё просчитал верно, но ошибся лишь в одном. Он не представлял, насколько Герти напуган и без того. И, наверно, даже не успел удивиться, когда палец Герти рефлекторно дёрнулся на спусковом крючке.
Для того, чтоб удивиться, у него было лишь короткая доля секунды между щелчком курка по капсюлю и огненным выхлопом, ударившим его в лицо, мгновенно превратившееся в грязное облако из сгоревшего пороха, угольной взвеси и фрагментов кости. Палёный зашатался и рухнул лицом в золу.
Герти был так потрясён этим, что даже не подумал о бегстве. Стоял и молча таращился на зажатый в руке дымящийся револьвер, пока кто-то из угольщиков не двинул его по затылку, отчего в голове появилась тягучая мягкая слабость, быстро наливающаяся темнотой, как сумерки Нового Бангора. Секундой спустя он сам уже падал в непроглядную и бездонную угольную шахту.
Угольщики готовились к празднику. Ковыляя на своих обугленных конечностях, норовивших подломиться в суставах, они стаскивали к трону всё топливо, которое могло найтись на Пепелище. Старые доски, пережившие, должно быть, гибель Ржавого Рубца, обгоревшие корневища, мелкий древесный сор, даже угольную пыль. Их энтузиазм был так велик, что, пожалуй, если бы в их распоряжении не оказалось достаточного количества топлива, многие пожертвовали бы своими собственными членами, больше похожими на полуобгоревшие поленья. Герти с мрачной усмешкой подумал о том, что это было бы примером истинно-христианской жертвенности. С другой стороны, с учётом подготовляемого торжества, кипящего вокруг трона, в этом можно было рассмотреть и языческие корни…
За приготовлениями он наблюдал из крохотной клетушки, стоящей неподалёку. Недостаточно высокая, чтобы позволить ему встать на ноги, собранная из ржавого хлама, являвшемся здесь самым распространённым материалом, она, к досаде Герти, оказалась достаточно прочна, чтоб уверенно противостоять всем его усилиям. Скорчившись в её углу, он вынужден был наблюдать за тем, как угольщики оживлённо снуют кругом, запасая топливо для праздника. Топлива набралось уже много, целая груда, достаточная для того, чтоб топить обычный камин несколько месяцев кряду, но угольщики всё не успокаивались. Хрипло смеясь, они стаскивали к трону всё новые и новые припасы. Всё, что им удавалось обнаружить в своём ржавом, пропитанном пеплом, логове.
«Они не просто хотят меня сжечь, — подумал Герти. Ужас в нём разгорался всё сильнее, чем больше дров собиралось возле трона, точно они уже питали это внутреннее, горящее в нём, пламя, — Они нарочно запасают такую груду топлива. Хотят, чтобы праздник длился как можно дольше. Они будут поддерживать пламя в троне долго, очень долго, заботливо подкармливая его щепками и углём. Достаточно долго, чтобы человек, привязанный к нему, изошёл криком до такой степени, что глотка превратится в обожжённую язву. Возможно, это будет длиться целыми днями. Много-много часов, заполненных одной лишь только болью…»
Герти пытался протестовать, потом ругаться, потом призывать на головы угольщиков всевозможные кары, включая те, что имеются в арсенале Канцелярии, но ровным счётом ничего не добился. На него попросту не обращали внимания. Все его мольбы и ругательства воспринимались оживлёнными угольщиками не внимательнее, чем воспринимается клокотание гуся, которому судьбой уготовано этим же вечером обливаться собственным жиром в печи. Слова уже ничего не могли изменить. И ничто не могло.
Идиот. Круглый идиот, сам забравшийся в печку, точно ведьма из старой сказки. Мистер Беллигейл предупреждал, что не стоит лезть к угольщикам. Муан предупреждал. Собственные инстинкты, и те предупреждали. Но вместо того, чтоб послушать их, он устремился очертя голову в самый омут, который вот-вот утащит его на глубину. Доверился ерунде, что нёс любитель ванили, явившийся из будущего. Остров хранит Гилберта Уинтерблоссома… Острову нужен Гилберт Уинтерблоссом… У острова особенные планы на Гилберта, чтоб его, Уинтерблоссома…