И глаза. Неукротимые, ледяные, прищуренные. Взгляд их казался звенящим, как ледяная махина айсберга, способная протаранить любое препятствие, вне зависимости от того, из какого материала оно создано. Взгляд человека, который видел изнанку мира, мудрый, властный и одновременно немного мальчишечий. Такие глаза не мутнеют с возрастом, оставаясь ясными и синими, как океанские волны. Герти померещился даже запах — сухой аромат трубочного табака с примесью какого-то старомодного одеколона.
Человек, возникший в воображении Герти, был воплощением Британской империи, существом, настолько точно соответствующим представлениям о покорителях дикой природы, что казался воплощённым авантюристом и исследователем, сошедшим с газетных полос, живописующим покорение Южного полюса и экспедицию Ливингстона[159].
Это был человек, привыкший повелевать морями и континентами. Завоёвывать острова в Индийском океане во славу Короны и охотиться на львов в Кении. Преодолевать со стиснутыми зубами циклоны экваториального пояса и приступы алжирской малярии. Неделю брести по австралийской пустыне без глотка воды и с горсткой солдат сдерживать натиск кровожадных таитянских дикарей. И всё это с ледяным презрением истинного джентльмена к опасности и непоколебимой верой в собственные силы.
Человек, не просто умеющий совершать невозможное, но и привыкший это делать наперекор всем превратностям судьбы и неизменно делающий — назло мирозданию…
«Полковник Уизерс», — пытаясь выдавить эти слова, Герти ощутил, что даже мысль способна заикаться.
«Собственной персоной, приятель. Прибыл на помощь и заряжаю ружья. Кажется, как раз вовремя».
Всё ясно, понял Герти, отчего-то даже с облегчением. Неизвестность пропала, точно сдёрнутая с окна завеса. Он попросту болен. Тяжело болен душевной болезнью. Теперь призрак полковника, пожалуйте. Будто бы мало этот мифический персонаж испортил ему крови, так ещё…
«Брось, — посоветовал несуществующий голос, — Ты сам виноват в том, что с тобой случилось. А уж на счёт того, кто кому испортил крови… Знаешь, тебе бы не жаловаться. Это не ты был заперт последние девяносто дней в сознании вечно клянущего судьбу хлыща, не способного справиться даже с ерундовой ситуацией!»
Эта отповедь заставила Герти вздёрнуть голову. Не похоже на галлюцинацию. Или же это была самая грубая и непочтительная галлюцинация из всех возможных.
«Полковник?..»
«Наконец-то ты соизволил обратить на меня внимание, приятель. Я уже думал, здесь и умру, на самом дне твоего сознания, похожего на выпотрошенный трюм рыболовного траулера… Никогда бы не поверил, что в человеческой голове может умещаться столько ерунды».
«Вы… живы?»
«Увы, в последнее время этот вопрос перешёл в экзистенциально-теоретическую сферу, а я никогда не был силён в современной философии. Мне ближе греческие классики. Но не хочу это сейчас обсуждать. Во-первых, сам толком не разберусь. Во-вторых, нам надо придумать способ, как тебя вытащить из этой клетки. Извини, но коронацию придётся отложить. В Британской империи может быть лишь один монарх, а твоя задница недостаточно хороша для трона».
«Но где вы?»
«Там же, где провёл последние три месяца! В твоей голове, дубина! Ты ещё не понял? Я заперт здесь так же, как ты сам заперт в клетке. И уж не знаю, кому из нас пришлось хуже!»
Герти прижал руки к вискам, словно это могло заглушить грохочущую в его сознании чужеродную мысль.
«Торопись! Нам надо решить, как сбежать отсюда. Клянусь печенью трески, в жизни не видал более отвратительного местечка. Угля тут кругом рассыпано, как на дырявом гребном пароходе с командой из желтомордых кули[160]! Но я знаю, что делать. Бумажник ещё при тебе? Там был лист бумаги. Доставай и…»
Герти демонстративно сцепил руки в замок.
«И пальцем не пошевелю».
«Скоро у тебя и пальцев не останется! Живо делай то, что я говорю, если хочешь выбраться из этого переплёта живым».
«Не собираюсь вам подчиняться».
«Что ещё за фокусы? — прорычал полковник, на миг теряя самообладание, — Уинтерблоссом, ты вознамерился превратиться в жаркое?»
«Я слишком поздно понял, чему хочет научить меня этот остров и уже не раз за это поплатился. Многое из того, что на нём существует, вовсе не то, чем кажется. И я не собираюсь обжигаться ещё раз, выполняя указания призраков!»
«Если не будешь пошевеливаться, скоро ты обожжёшься в последний раз!»