— Шатаются тут господа из Шипси… — пробормотал он сердито, — Видно, и котелок уже пропил…
Герти лишь улыбнулся ему. На слова сил не оставалось. Как и на мысли. Ноги сами несли его вперёд, а куда — он сам не знал. В сущности, ему было плевать на это. В какую из четырёх сторон света не поверни, направление будет одно и то же.
Лишь когда ноги сами собой остановились, Герти встрепенулся, немного придя в себя. Он стоял возле чьей-то двери, даже не сознавая, чьей именно. Получившие свободу ноги, кажется, отнесли его по знакомому маршруту, но вот куда?.. Голова была набита комьями смоченной в эфире ваты, мысли между ними совершенно не проходили.
Канцелярия? Нет. Канцелярию он сразу узнал бы, даже если бы находился в бреду или при смерти. «Полевой клевер»? Нет, там была стеклянная веранда, он хорошо помнил, да и район города, как будто, не похож… Куда это его занесло?
Осознав, куда, Герти расхохотался. Прохожих в этой части города не было, так что никто даже не обернулся в его сторону. Повезло, иначе могли бы и забрать в полицию.
Дверь, к его удивлению, была не заперта. Отворив её, Герти ступил внутрь. Утренний полумрак просторного дома показался ему неимоверно приятным. Пахло так, как пахнет обычно в пустующем доме, пылью, старым лаком и деревом.
— Кто это? — тревожным голосом спросил кто-то из соседней комнате, — Кто пришёл?
— Гилберт Уинтерблоссом! — отозвался Герти.
Мистер Питерсон вышел в прихожую шаркающей походкой, неловко переставляя ноги. Выглядел он непривычно вялым, даже измождённым.
— Кто?..Ах, да. Конечно, немедленно заходите, мистер Интерфлосс, прошу вас. Не желаете ли горячего чаю с овсяным печеньем? Заходите, заходите… Как приятно снова вас увидеть, мистер Интерфлосс! Вы совсем позабыли про своего приятеля Питерсона, а! Не видел вас уже тысячу лет!
Питерсон вёл себя странно. Он держался суетливо и, вместе с тем, неуклюже, двигался неловко, постоянно извинялся и теребил руки. Взгляд у него был добродушным и чистым, но каким-то мигающим и щурящимся, как у старой леди, забывшей свои очки. Что-то подобное было и в манере держаться, несвойственной для мужчины его возраста. Как если бы он внезапно сбросил добрых сорок фунтов веса и излечился от ломящего кости артрита, но ещё не вполне привык к этому.
— Вообще-то я был у вас вчера, — сказал Герти, внимательно глядя на суетящегося вокруг стола Питерсона, — Вместе с мистером Беллигейлом.
Питерсон прижал ко лбу руку.
— Ах, да. Вылетело из головы. Иногда я бываю ужасно рассеян. Особенно после грозы. Так о чём мы вчера с вами условились?..
— Мы договаривались, что с утра я зайду за вами, мистер Питерсон.
— Ну конечно! Как меня угораздило забыть, старина?
— Мы с вами собирались предпринять небольшую прогулку верхом. Часа на три. А потом зайти в паб и выпить по доброй порции шотландского двойного крепкого.
Питерсон улыбнулся, но не радостно, а как-то беспомощно.
— В самом деле, в самом деле… — забормотал он, — Как неловко получилось. Конечно же, с удовольствием составлю вам компанию. Только позвольте сперва предложить вам чаю. Усаживайтесь к камину, он ещё тёплый. Где-то тут было ежевичное варенье… Нельзя предпринимать долгие прогулки на пустой желудок. А вот и чай…
Усадив Герти в кресло и заботливо прикрыв пледом, он принялся хлопотать с заварочным чайником и розетками для варенья. Движения у него были осторожные и излишне аккуратные, как будто он боялся что-то не то сделать или разбить. Герти наблюдал за ним, пытаясь скрыть улыбку.
— А вот и ваш чай, приятель. Берите-ка, пока горячий…
— С ванилью? — поинтересовался Герти.
Питерсон вздрогнул и едва не разбил ложечкой блюдце, отчего смущённо улыбнулся и хихикнул. Он выглядел обескураженным.
— Простите?..
— Чай с ванилью? — Герти, блаженствуя, грел руки горячей чашкой.
— Я…
— Вы ведь не Питерсон, так?
Плечи Питерсона поникли, глаза смущённо потупились.
— Так заметно?..
— Эм-м-ммм… Немного. Совсем чуть-чуть. Как вас зовут?
— Можете называть меня миссис Мак-Класки, — вздохнул Питерсон, садясь в кресло и осторожно пригубляя чай, — А вы, наверно, приятель Эрсиваля?
— Да, пожалуй, что так. Близкий приятель. Зовите меня Гилбертом.
— Неудивительно, что я вас прежде не встречала, я редко сюда захожу, — заметил Питерсон, щурясь, — В моём возрасте долгие прогулки противопоказаны, даже если они исчисляются сотнями лет, а не милями… В этом году мне стукнет восемьдесят.