Когда «мистер Иггис» повернулся, Герти едва не вскочил от удивления сам. В невыразительном лице автоматона произошла перемена. Впервые за всё время, что Герти знал постояльца семнадцатого номера, оно скривилось от ярости. В этом не было никакого сомнения. На мёртвой имитации плоти было самое настоящее выражение ярости. И вполне человеческой. Сухие бледные губы разомкнулись.
— Канцелярия?.. — прошипел «мистер Иггис», рука которого одним коротким и невероятно мягким движением опустилась в пиджачный карман, — Так вот, к чему это? Ловушка?
— Вы не так меня поняли! — в отчаяньи воскликнул Герти, не обращая внимания на рокот чужих голосов: прочие джентльмены стали поворачиваться в их сторону, забыв про свой ростбиф и пирог с почками, — Дело не в этом!..
— Пару… — процедил «мистер Иггис» по-поллинезийски, потом поправился, — Дрянь.
Когда рука его вынырнула обратно, Герти показалось, что в пальцы автоматона впилось небольшое, но яростное, отливающее металлом, чудовище.
В котором мгновением спустя он опознал воронёный, тяжёлой стали, револьвер.
Всё это происходило как-то неестественно просто и тихо, как не должно происходить в жизни. Это было сновидение, захватившее в свою власть разум, и вдруг обернувшееся ночным кошмаром. Язык Герти бессильно задёргался, как погремушка в детской руке, изо рта сыпались вместо слов отрывочные и беспомощные звуки.
— А… Я… О…
Револьвер в руке автоматона рявкнул грязным пламенем, от которого душа Герти скомкалась тлеющей тряпкой и обмерла. Пуля ударила в угол стола в нескольких дюймах от Герти, вздымая опалённую скатерть и бесшумно расшвыривая в стороны осколки чашки. По белой ткани разлетелись мокрые чаинки и деревянная щепа.
«Надо испугаться, — подумал кто-то в голове Герти, — Вот сейчас. Пугайся».
Но он не мог даже этого. Все эмоции вдруг пропали, оставив только сосущую бессмысленную пустоту. Вроде пустоты, что бывает в ёлочной игрушке. Герти и ощущал себя игрушкой в этот короткий миг, который вдруг растёкся на несколько минут. Очень хрупкой игрушкой, чья оболочка вот-вот разлетится с жалобным звоном. Дымящийся ствол в руке автоматона медленно плыл в сторону Герти, заглядывая ему в душу бездонным чёрным глазом.
Коридорный очнулся прежде всех прочих. Что-то неразборчиво закричав, он устремился к двери. Револьвер мгновенно рявкнул ему в спину. Между острых лопаток образовалась рваная дыра, и коридорный полетел на пол, сшибая стулья. Форменная фуражка скатилась с головы и покатилась по спирали, но поднимать её коридорный не стал. Он уже лежал, прижавшись щекой к ковру, и взгляд его медленно тёк вверх, точно силясь в последний раз увидеть хрустальное великолепие венчавшей всё мироздание люстры, прежде чем опустится тьма и подведёт окончательный итог.
Кто-то закричал, пронзительно и громко. Но крик получился какой-то ненастоящий, переигранный. Герти даже подумал, а не сам ли он это закричал?.. Он попытался сдвинуть своё тело от стола и обнаружил, что оно подчиняется, пусть и необычайно медленно. В потёртой и немного пожелтевшей скатерти всё ещё курилась дыра, похожая на распахнувшееся в снежной равнине жерло вулкана.
Герти бросился прочь от стола. Нервы во всём теле вдруг обернулись обледеневшими проводами, отказывались передавать сигналы мозга, тянули вниз… Всё это выглядело нелепой постановкой, донельзя фальшивой, пошедшей в раздрай, с бестолковыми актёрами и беспомощным режиссёром.
Герти услышал ещё один выстрел, и увидел, как стул, мимо которого он пробегал, пошатнулся и отпрыгнул в сторону, лишившись половины вычурной спинки. Четвёртый выстрел грянул почти сразу же вслед, и расколол дешёвую деревянную панель на стене.
Джентльмен, сидевший за соседним столом, приподнялся, машинально оправляя полы пиджака. Он выглядел растерянным, сбитым с толку и почему-то смущённым. Даже рот открыл, собираясь, по всей видимости, что-то сказать. Герти только заметил, что губы у джентльмена перепачканы яичным желтком. А может, это был соус.
Револьвер изрыгнул облако чёрной копоти ему в грудь. Джентльмен вдруг выпучил глаза, будто только сейчас обнаружил что-то невероятное, шлёпнулся спиной на стол, и остался так лежать. Вниз по скатерти потекли жирные потёки супа с аккуратными луковыми колечками.
Только тут разразилась наконец настоящая паника. Точно кто-то вдруг рванул шнур в кабине паровоза, выпуская наружу всё, что прежде было сжато, стиснуто в пылающем и стонущем от напряжения котле.
Вокруг закричали, зазвенело стекло. Зал ресторана мгновенно превратился в подобие вьюжного зимнего леса. Затрепетали взметнувшиеся скатерти, ледяной россыпью застучали водопады стеклянных осколков.