Герти подумал, что иметь подобного официанта было бы не очень выгодно для любого ресторана. Под таким взглядом ни у одного посетителя не полезет кусок в горло.
— Как, «Клевер» закрылся? Я и не знал.
Полли неспешно кивнул. Как и все полинезийцы, он никуда не спешил.
— Закрылся. Не так давно там какие-то джентльмены стрельбу устроили. Все стёкла перебили до единого. Да вы слышали, наверно… Восьмеро так лежать и остались. После такого, как понимаете, не до клиентов. Те, что были, разъехались, а новые не спешат въезжать. Это раньше у нас было тихое местечко, а нынче-то…
Говорил он медленно и размеренно, немного коверкая английские слова, но без заметного акцента. А о мертвецах сказал так запросто, словно речь шла о пучках моркови.
«Да у него самого за спиной не меньше, — подумал Герти, стараясь задержать на лице приветливую улыбку, то и дело норовящую соскользнуть под взглядом темнокожего громилы, — Достаточно на него взглянуть, и всё становится ясно. Вон нос какой, будто костылём железнодорожным ровняли… И лицо совершенно изуверское. В брошюре Спенсера бы такое смотрелось как нельзя более уместно…»
— Печальная история, — согласился он вслух, — Я читал про неё в газетах. Это ведь там Жэймса-Семь-Пуль уложили?
— Именно там, мистра из шестнадцатого. Его канцелярские крысы, оказывается, выслеживали чуть ли не неделю. Выследили, на свою беду… Такая пальба поднялась, что я чуть не оглох. Мебель в разные стороны, кровь, стёкла…. Клянусь пятью духами нашего племени вместе с акулой[71], думал, сердце выскочит. Ох, мистра, словно война там началась. Бах! Бах! Бабах! Стулья летят, стекло звенит… Едва голову сберёг, чуть вместе с фуражкой не отстрелили… Хорошая была фуражка.
Герти едва не фыркнул. Разумеется, у такого человека, как этот полли, сердце должно быть большим и чувствительным, как у плюшевого медвежонка… Бывший швейцар, возможно, хорошо умел причинять людям боль, но в искусстве лжи толком поднатореть не успел. Описывая Герти ужасы перестрелки, он явно переусердствовал — слишком широко раскрывал глаза и поджимал губы.
«Цивилизация, — подумал Герти с неожиданной горечью, — Как она меняет нравы! Каких-нибудь двадцать лет назад этот грозный дикарь с гордостью бы рассказывал, как в одиночку перебил полдюжины белолицых дьяволов, а черепа воткнул на колья возле своей хижины. Теперь же, пытаясь привить своей дикарской душе христианское смирение, рядится под агнца. С такой разбойничьей рожей, да с такими руками!.. Иди спроси его, отчего нос, как у боксёра, и тут соврёт. Скажет, попали случайно клюшкой для гольфа. И здесь ложь. И здесь лицемерие. Быстро же эти дары путешествуют с человеком, покоряя самые удалённые уголки мира…»
— Надеюсь, на новом месте тебе повезёт больше, — вежливо сказал Герти, не зная, как откланяться от этой случайной, но весьма навязчивой беседы.
Полли почесал могучей пятернёй в затылке.
— Наверно, мистра. Мы, ребята из Скрэпси, по пустякам не ноем. К чёрту шапку. Голова на месте, а шапку я и другую найду, может, не хуже.
— Что ж, доброго дня тебе.
— Доброго дня, мистра из шестнадцатого!
Поправив на груди лоток с сигарами, великан-полли двинулся дальше по улице, едва не смахнув плечом газетный киоск вместе с продавцом. Герти торопливо зашагал в противоположную сторону, радуясь тому, что некоторые знакомства так и остаются в прошлом.
«Неприятная встреча, — размышлял он на ходу, — Правду говорят, что летопись нашей жизни ведётся на листках бумаги, которые мы, сами того не замечая, кладём в бутылки и отпускаем на волю волн. Иногда бутылки возвращаются, храня внутри призрак нашего прошлого…»
Философствуя подобным образом, Герти успел преодолеть половину квартала, прежде чем его нога вдруг замерла на полушаге от земли.
Скрэпси! Этот полли из Скрэпси!
Блестящая идея скользнула ветвистой молнией, разгоняя царившую прежде в мыслях темноту. Бывший головорез из Скрэпси. Нуждающийся в деньгах. Ах ты капустная голова, Гилберт Уинтерблоссом! Ах ты увалень! Ты не бутылки пускаешь, ты собственное своё счастье, не замечая этого, бросаешь в волны. Нос ему не понравился! Да это самый прекрасный нос к востоку от мыса Горн! Расцеловать впору такой нос! Этот полли может стать тем самым ключом, который откроет для него зловещий и опасный Скрэпси! Откроет как раковину моллюска, из которой Герти аккуратно извлечёт её уродливую жемчужину, мистера Стиверса.
— Эй! — Герти развернулся на каблуках и поспешил обратно со всей возможной скоростью, не унижающей достоинство джентльмена, но подчас опасно с нею граничащей, — Эй, ты! Эй! Подожди! Постой!
71
Некоторые племена Полинезии проповедуют своеобразный политеизм с большим обилием духов, покровительствующих отдельным племенам и даже семьям. Шаманы общаются с духами при помощи священных предметов, причём для каждого предмета характерно определённое количество «божественных мест». Так, полагалось, что в акуле может уместиться пять духов.