- Я не уничтожал её!
- Довольно! Вы преступник. Вы защищаете жалкого развратного старика, который хочет войны между Германией и Россией.
- Горчаков - и война? Он двадцать пять лет канцлер, и у него была только одна война с турками, да и та продолжалась полгода.
- Тогда суд! - Бисмарк позвонил. На сигнал появился дежурный чиновник,Позовите дежурного офицера.- И повернулся к Развозовскому.- Граф! Офицер проводит вас к уголовному следователю.
- Нет, нет! Не надо.
Бисмарк подал знак, по которому офицер удалился.
- Да, я сознаюсь,- начал Развозовский. - Князь Горчаков заходил ко мне, с тем, чтобы взять вексельную книгу и уничтожить векселя...
- На какую сумму было векселей князя у господина Ахончева?
- На пятьдесят тысяч.
- А не на сто семьдесят пять?
- Да, да! На сто семьдесят пять.
- Князь Горчаков уничтожил эти векселя у вас на глазах?
- Да, У меня... на глазах. Боже мой!..
- Искренность, мой друг, дело трудное,- успокоил его Бисмарк.Вексельная книга в данное время спрятана у него?
- Да. У него.
- Вы можете указать, где именно?
- Могу.
- Подождите в приёмной. Потребуется уточнить некоторые ваши показания следователю по особо важным делам. До свидания, граф. Я приветствую ваше правдивое признание.
Развозовский было вышел, но в дверях остановился, лицо его исказилось страданием.
- Что, мой друг? - забеспокоился Бисмарк.
- Но моя дочь, ваша светлость, узнает о моём позоре?
- Никогда! - торжественно пообещал Бисмарк.
Развозовский вышел. Бисмарк подошёл к зеркалу, поправил каску, проверил, всё ли достаточно пригнано в мундире, и полюбовался собой. Потом он выкрикнул:
- Экипаж!
Двери распахнулись и сомкнулись за ним.
В кабинет, освобождённый от высочайшего присутствия, дежурный чиновник ввёл чуть погодя капитан-лейтенанта Ахончева и любезно предложил:
- Здесь вы можете подождать, господин офицер.
- Это кабинет статс-секретаря имперской канцелярии?
- Да, господин офицер.
- Какое право секретарь имперской германской канцелярии имеет вызывать меня, русского офицера, к себе? - негодуя, заявил капитан-лейтенант.- Он должен сказать о моих проступках, если они есть, атташе моего посольства!
- Речь, видимо, будет не о проступках, господин офицер, а о каком-нибудь деликатном дипломатическом вопросе, касающемся конгресса,предположил дежурный чиновник.
За их разговором через щелку в портьере внимательно следила Наталия Тайсич.
- Но вызван и мой брат! А он - делец и не имеет никакого отношения ни к дипломатии, ни тем более к конгрессу.
- Повторяю,- заверил дежурный чиновник,- мне ничего не известно, господин офицер. Прошу вас не волноваться и подождать минутку. Сейчас я доложу, и с вами побеседует господин статс-секретарь или один из его помощников.
Дежурный чиновник важно удалился. И тогда портьера раздвинулась, на цыпочках вышла Наталия в длинном зелёном бурнусе:
- Тс... Я так и знала, что вы здесь.
- Наталия! Как вы сюда попали?
- Я сидела на крыше.
- На какой крыше? Что вы говорите?
- На крыше дома, рядом с австрийским посольством. Я стерегла коня.
- Какого коня?
- Что с вами? Вы уже забыли моего коня? Гордый! Рысак!
- Да, да! Вы что же, застрелить его хотите с соседней крыши?
- Нет. Я его выкраду.
- Вы? Вы же царского рода, Наталия! Когда в Сербии услышат, что вы украли коня...
- Обо мне будут песни петь! Вы не знаете сербов. Это - рыцари. Там никто не допустит и мысли, чтоб великий сербский конь попал в руки австрийцам. Я его выкраду, и мы ускачем с вами в Сербию!
- Где вы учились, Наталия?
- Сначала я училась в нашей высшей школе, а затем в Афинах, в университете,
- Вам преподавали географию?
- Да. Европа состоит из...- зачастила Наталия.
- Подождите, подождите. Но вам преподавали, что Германия густонаселённая страна и по ней не может незаметно скакать всадник, у которого вдобавок за плечами сидит молодая девушка в седле? Нас арестуют на второй версте.
- Никто не арестует! Мой конь скачет так быстро, что его не заметит ни один полицейский. Всё равно вам нужно отсюда уезжать. А нет другого такого коня, Скачите один. Я поеду за вами в коляске. Я богатая и найду коляску, паспорт, спутников. Я всё могу!
- Но почему мне надо скакать на вашем сказочном коне?
- Мы сейчас отсюда уйдём. Вас будут отговаривать от дуэли с графом Гербертом! Или немцы убьют вас, если вы не откажетесь драться с ним.
- Ах, да! Дуэль! Я и забыл про неё. Ведь я действительно послал вызов графу Герберту.
- Послали. И вы убьете его?
- Пусть уж лучше я его убью, чем он меня.
Наталия внезапно обняла его и припала к губам Ахончева:
- Вот вам награда.
- Что вы сделали?
- Я вас поцеловала. Теперь вы мой жених,- сказала она торжественно.
- Я вам говорил: у меня есть невеста.
- Теперь я имею право её убить. Пусть она не отнимает моего жениха, который бьётся за меня. Ведь я вам нравлюсь? Разве я плоха?
- Вы не плохи. Но, по нашим понятиям, невеста, которая лазает по крышам и крадёт коней...
- Я никогда не лазила по крышам и никогда не крала коней. Это из-за любви к вам. За это меня надо уважать. И неужели у русских такие глупые понятия о девушках и их подвигах?
- Вы удивительно убедительно говорите. И знаете... У вас есть что-то такое в глазах... Но у меня невеста! Что я ей скажу?
- Вы любите другую. Она утопится или уйдёт в монастырь. А если вы мне скажете, что любите её, то я утоплюсь или уйду в монастырь.
- Нина Юлиановна не утопится и не уйдёт в монастырь, но мне чертовски стыдно.
- Идёмте. А то меня поймают. Там шныряют полицейские. Они видели, как я ползла по коридору. Один меня хотел схватить, но я его ударила тупым концом кинжала.
- Дорогая! Вы меня любите?
- Да.
- Дорогая. Дайте слово, что отныне вы никого не будете тыкать тупым концом кинжала, бить поленом или гирей по голове, и тому подобное.
- Даю. Вы мой повелитель. Но вы меня любите?
- Видите ли...
- Я убью себя, если вы скажете, что любите другую!
Она протянула Ахончеву кинжал:
- Говорите.
- Фу-у... Да. Я вас люблю,- выдохнул Ахончев.